— Но я совсем не хочу, чтобы ты это сделал, — хихикнула она.

Отвернувшись, Шерис принялась поправлять одежду. Лукас вышел. Наконец она последовала за ним и замерла в удивлении, увидев Сэмюэла Ньюкомба. С ним были Мак и еще какой-то человек.

Мак протянул ей письмо.

— Надеюсь, ничего не случилось, мэм, — сказал он.. — Не думал, что так задержусь, но меня сбил с панталыку один старый глупец, которого я не видел двадцать лет. Мы предались воспоминаниям.

Шерис почти не слушала его. Внезапно ей стало смешно. Перед ней лежало то, чего она с таким нетерпением ждала, — письмо. Но мысли ее были только о Лукасе. В этом конверте ее спасение, но здесь — Лукас! Мысль о том, что она никогда больше не ощутит прикосновения его удивительных рук, вдохнувших жизнь в ее тело, повергла ее в панику.

— Простите меня, господа, мне необходимо удалиться на несколько минут. Я так давно ждала этого письма.

— Шерис!

Лукаса раздосадовала ее бестактность по отношению к гостям, но она не могла ждать.

— Я только на минуту, Лукас, — заверила она и ускользнула в свою комнату.

"Дорогая Рисси!

Ты представить себе не можешь, насколько трудно оказалось отправить тебе это письмо. Меня лишили свободы, и никого ко мне не пускают. Но миссис Этертон сжалилась и пообещала пропустить ко мне Труди, так что я смогу передать это письмо ей, а она его отправит. Я не осмелилась просить об этом никого из слуг, так как они все расскажут папе.

Рисси, все просто ужасно. Когда ты уехала, ярость отца обрушилась на меня, и мы с тобой даже предположить не могли, насколько его гнев будет велик. Он лишил меня всего. Я никуда не могу пойти и никого увидеть. Даже слугам запрещено разговаривать со мной. Мне ни разу не удалось повидать Джоуэла! Даже тогда, когда папа принимал его и мистера Паррингтона, чтобы рассказать им о твоей «болезни». Он говорил всем своим друзьям, что ты больна и свадьба на время откладывается. Но это было, когда он еще надеялся вернуть тебя. По прошествии времени ему пришлось сообщить отцу Джоуэла правду. Из-за этого его гнев стал еще ужаснее.

О, это какой-то кошмар, Рисси! Пока я не вижу для нас с Джоуэлом никакой надежды. Если я упомяну его имя, отец взорвется. Но это еще не самое худшее. Отец сказал, что, если ты не вернешься домой в течение следующей недели, а это, как нам обеим известно, совершенно невозможно, он лишит тебя наследства.

Мне хочется плакать. Это всецело моя вина. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня. Но, пожалуйста, не отчаивайся. Я обещаю что-нибудь предпринять. Просто это займет немного больше времени. По крайней мере из твоего письма я сделала вывод, что мистер Холт кажется вполне приличным человеком, так что тебе не составит труда задержаться у него подольше. Не теряй надежды, Рисси».

Шерис опустила голову. Как тут не отчаиваться, если в письмо не вложены ни деньги, ни билеты? Отец лишит ее наследства в течение недели? Это письмо шло дольше. И что теперь? Она никогда не сможет вернуться домой? Неужели ей придется навсегда остаться здесь?

Она долго сидела неподвижно. Какое-то время спустя она услышала, как Лукас открыл дверь.

— Думаю, тебе лучше выйти, Шерис. Сэм привез нам маленький сюрприз.

Она почувствовала напряжение в его голосе, но не обратила на это внимания. Сейчас ее мысли занимало другое. Шерис машинально встала и последовала за Лукасом.

Когда вдали показалось ранчо, Лукас замедлил бег жеребца. Зрелище было чарующее: утреннее небо за домом прочерчено фиолетовыми, сиреневыми, аметистовыми полосами — все оттенки ее глаз, хмуро подумал он.

Дымок спиралью поднимался над домиком Билли, но в большом доме не ощущалось никаких признаков жизни. Шерис скорее всего еще спит. Зачем ей вставать в столь ранний час? Он уехал, не сказав ей ни слова.

Интересно, что она подумала, когда он удрал шесть дней назад. Безусловно, она расценивает это как бегство. Соответственно беглеца и встретит. Если она рассержена или обижена, что ж, ничего не поделаешь. Он считался с ее чувствами больше, чем со своими. Теперь достаточно.

Лукас направил коня к ранчо. Мешок, висевший у его нога, зашевелился, и он усмехнулся: значит, кошка еще жива. Он сам не мог понять, зачем взял с собой эту тварь. Он нашел ее на ферме у Тусона, куда заехал за водой, и купить ее у фермера показалось ему вполне естественным поступком. В конце концов он везет кошку не Шерис, а Чарли.

Лукас не стал будить Мака и сам поставил лошадь в конюшню. Затем он выпустил кошку и стал наблюдать, как она бросилась отыскивать какое-нибудь укромное местечко, чтобы спрятаться. Что ж, Чарли вскоре почувствует ее присутствие, теперь у него появится своя женщина.

Когда Лукас вошел в комнату Шерис, Чарли заворчал, но тотчас понял, что от Лукаса пахнет кошкой, и замолк. Шерис не проснулась, даже когда он прогнал Чарли из комнаты и снова закрыл дверь.

У него было время посмотреть на спящую и полюбоваться ее красотой. Каждый раз это зрелище так действовало на него, и Лукас не пытался бороться с этим. Но вид кольца на ночном столике мгновенно остудил его жар.

Рассерженный, он с размаху сел на постель с намерением разбудить ее. И разбудил.

— Лукас?

Что прозвучало в ее голосе — радость? Нет. Скорее гнев. Ну и ладно. Почему это должно его огорчать?

— Как дела, голубушка? — спросил он.

— Как дела? — возмутилась Шерис. Она вскочила с постели, схватила пеньюар и отскочила в дальний угол комнаты. — Как ты смеешь спрашивать меня об этом после того, что сделал?

— Единственное, что я сделал, — это уехал ненадолго.

— Я не об этом говорю! — огрызнулась она. — Можешь снова уезжать, мне все равно. Ты обманул меня. Я сочла бы эту нелепую церемонию дурным, сном, если бы Мак не стал теперь называть меня миссис Холт!

— Значит, в твоих глазах действительно был панический страх, когда я представлял тебя священнику. А я-то пытался убедить себя, что это только удивление.

Его сарказм заставил Шерис замолчать. О, почему этот разговор произошел именно сейчас, когда она еще толком не проснулась? Она не была готова признаться ему во всем. Ей хотелось только убедиться в том, что, когда Сэмюэл Ньюкомб привез к ним священника, Лукас расстроился даже больше, чем она.

— Это было только удивление, Лукас, — сказала она , более сдержанно. — Но ты же знаешь, я не люблю сюрпризов.

— Кажется, ты употребила другое слово — «обман»!

— А что же еще я должна почувствовать? — защищаясь, спросила она. — Я была сама не своя в тот день. Напилась этого ужасного варева Уиллоу. Была напугана до полусмерти полудюжиной индейцев, не говоря уже о твоем брате. И в добавление ко всему… Ладно, не важно, — спохватилась она. — Боже, я не могу припомнить и половины событий, происшедших в тот день!