– Терпение, сеньор комиссар. Немного терпения. В тот день у Золотарева было плохое настроение. Очень плохое. Утром за завтраком он даже не захотел разговаривать со своим самым близким другом и компаньоном. И в течение всего дня с ним не разговаривала его супруга. К тому же сюда прилетела его дочь и зять, и он, очевидно, не хотел выяснять свои семейные отношения при них. Вечером он спустился в ресторан, чтобы напиться в одиночку. Считается, что это самый опасный и депрессивный вид алкоголизма – пить в одиночку. Я видел его состояние и его депрессию в ту ночь.

Неожиданно он обратил внимание на газету, которую я читал. Она была на русском языке. Он подсел ко мне и начал разговор, вспомнив, что мы уже однажды встречались. Хотя я его сразу не узнал. У него тогда была небольшая борода и усы. А сейчас он был гладко выбрит. Мы с ним говорили долго, минут сорок или более того. Он рассказал мне о своих проблемах, в том числе и семейных, пожаловался, что не хочет идти в свои апартаменты. Даже просился в мой номер. Но я решил, что будет лучше снять для него отдельный номер. И допустил, возможно, самую большую ошибку в своей жизни. Конечно, мне следовало сразу уйти и не проявлять к нему подобного сочувствия. Но я понимал, как ему плохо, и видел, в каком состоянии он находился.

Поэтому я отвел его к дежурному портье сеньору Эрнандесу и попросил дать нам одноместный номер. При этом господин Золотарев пытался достать свой бумажник, который упал на стойку перед портье, но сеньор Эрнандес справедливо заметил, что в таком состоянии их клиент не сможет нормально расписаться и может даже оспорить плату за свой новый номер, которую мы снимем с его кредитной карточки. Я посчитал, что портье прав, и не стал доставать кредитные карточки Золотарева. А вместо этого заплатил по своей и отвел его наверх, в новый номер.

При этом я не знал, что в отеле действует особая система безопасности, которая фиксирует все открытия и закрытия дверей, в том числе и в результате внешнего воздействия карточки-ключа. Портье выдал нам карточку только на одну ночь. Мы поднялись наверх, даже не предполагая, что за нами следят. Вошли в номер. Я помог раздеться Золотареву, который был в ужасном состоянии, снял с него обувь и пиджак. И здесь что-то упало на пол. Я включил настольную лампу и начал искать. Но ничего не нашел, что дало потом повод комиссару Морено посчитать меня почти лжецом, который не должен был дотрагиваться до лампы. Но там остались именно мои отпечатки пальцев.

Убедившись, что Золотарев удобно устроен, я вышел из номера, захлопнув за собой дверь. При этом карточку-ключ я оставил на столике. Через два часа система компьютерной защиты зафиксировала открытие дверей в этом номере изнутри. Затем примерно через пятнадцать минут дверь открыли еще раз, очевидно, для того, чтобы гость мог уйти. И через час в номере появился убийца, который и нанес роковой удар. Эксперты пришли к единодушному заключению, что Золотарев был убит именно в это время. Итак, мы теперь имеем все исходные данные, которые у нас были.

Комиссар проверил все отпечатки пальцев и радостно убедился, что в номере нет других отпечатков, кроме моих и самого погибшего. Что дало право сделать неправильный вывод о моей возможной причастности к этому убийству. Но я, конечно, не убивал Золотарева и не мог этого сделать хотя бы потому, что оставил на столе его карточку-ключ, которая затем непонятным образом исчезла.

Формально комиссар Морено был прав. Я действительно мог считаться единственным подозреваемым. Но уже тогда меня не покидало некое ощущение дежавю, которое затем только усилилось. Итак, сначала я должен был уточнить, кто именно входил в этот номер после меня. Примерно через два часа после моего ухода, когда Золотарев сам открыл дверь этому гостю. Утром я сидел в холле, когда там появилась сеньора Инна Солицына с несколькими пакетами в руках. У меня хорошая память, и я запомнил, какие именно пакеты она несла. А затем решил проверить. Это как раз в то время, когда наш уважаемый комиссар искал меня по всему отелю и даже приказал службе безопасности блокировать мою карточку, которая перестала работать.

Я проверил по всем магазинам и выяснил, что уважаемая госпожа Инна Солицына нигде не откладывала для себя товары, чтобы утром их забрать, как она меня уверяла. Она просто испугалась и решила уехать в магазины, чтобы не разговаривать с сотрудниками прокуратуры и полиции. И тогда я спросил себя, чего именно она испугалась? И тогда впервые в моей душе зародились некоторые сомнения. К тому же я вспомнил, что новый гость появился в номере, который я снял для Золотарева, примерно через два часа, то есть он увидеть нас мог только тогда, когда мы вместе шли по коридору. Но почему этот неизвестный ждал так долго? И я понял, что он ждал не меня и не Золотарева, который спал в этом номере. Он ждал удобного момента, чтобы выйти из своих апартаментов и пройти к номеру Золотарева. Это не могла быть Алиса, которая оставалась одна. Это мог быть кто-то из пары Солицыных, когда один из них ждал, пока уснет другой.

– Не может быть, – громко сказал Павел, – о чем вы говорите?

– Не нужно меня перебивать, – попросил Дронго. – Я подумал, что тема для разговора может быть только у вашей супруги.

Он видел, как напряглась Инна, жалобно взглянувшая на него, словно не ожидавшая подобного предательства. Георгий Луарсабович покачал головой, выслушав перевод Ираклия.

– Именно ваша супруга и позвонила в дверь номера, который занимал господин Золотарев, – сказал Дронго.

При этих словах Алиса повернулась и взглянула на Инну. Она могла бы воспламенить эту женщину одним взглядом. Павел нахмурился.

– Зачем она туда пошла? – спросил он.

– Чтобы окончательно расставить все точки, – пояснил Дронго. – После того как между вами пробежала черная кошка, она не могла забыть об этом неприятном для всех инциденте. Посвященные в эту тайну люди понимают, о чем я говорю. И она решила сразу сказать об этом господину Золотареву, чтобы у него не оставалось никаких иллюзий на этот счет. Я полагаю, она поступила правильно, решив поговорить с ним на эту щекотливую тему, чтобы навсегда ее закрыть.

Он увидел, как перевела дыхание Инна, немного успокаиваясь. Как она улыбнулась своему мужу. Но он заметил, как недовольно нахмурилась Лиза, не понимавшая, о чем идет речь, как сжала губы Алиса, которая поняла, почему он выгораживает Инну. Но она поняла и другое. Он скрывает правду и выгораживает саму Алису, не рассказывая никому об их совместной встрече.

– Госпожа Солицына была там недолго, – продолжал Дронго, – она вышла из номера. А через час там появился убийца. Самое поразительное, что сама госпожа Солицына вспоминает, что позвонила у дверей раз десять. Но на звонке не было ее отпечатков. И внутри нигде не было отпечатков пальцев. Уже этот факт показался мне подозрительным. Затем больше. Пиджак, который я повесил на стул и который видела там госпожа Солицына, неожиданно оказался на вешалке. Я видел, в каком состоянии был погибший Золотарев. И могу свидетельствовать, что он не мог перевесить свой пиджак со стула в шкаф. У него просто не хватило бы сил.

Меня очень смущала эта карточка, которая исчезла со стола. Ведь фактически это означало, что войти в номер могли только мы двое. Либо я, либо Инна Солицына. И тогда получалось, что кто-то из нас украл этот ключ, чтобы спокойно войти в номер к спящему.