Потери батальона ощутимы еще и тем, что затрагивают ядро подразделения — последних остававшихся в живых офицеров и унтер-офицеров. Командование 2-й ротой принимает адъютант батальона оберштурмфюрер X. Вайзер. Оберштурмфюрер Ольбетер ранен вторично. Последнее наступление неприятеля на участке 2-й роты наиболее пагубно отразилось на левом фланге, но все-таки было отбито ценой ужасающих потерь в рядах русских. Брошенное в атаку советское соединение было сформировано в июне месяце в Краснодаре как 128-я пехотная дивизия и приняло свой первый бой именно на участке нашего батальона. Батальон русских, атаковавший наш левый фланг, к началу операции располагал численностью в 450 человек. Потери на льду Дона составили 135 советских солдат убитыми и свыше 100 человек ранеными, оказавшимися в нашем плену, кроме того, в плен было взято 37 человек, не получивших ранений.

То, что выпало на долю нашего батальона, способен оценить лишь тот, кто на собственном опыте испытал, каково удерживать оборону в течение нескольких суток в условиях постоянных атак противника, да еще в страшный мороз. Я видел, как пехотинцы лежали за пулеметами, глотая горькие слезы отчаяния и поливая огнем наступающего противника. Во время контратаки один командир роты (Ольбетер) повел бойцов в атаку, не надев сапог — незадолго до этого их пришлось срезать у него с ног. Естественно, что Ольбетер получил сильнейшее обморожение.

В этих схватках побеждал каждый боец в отдельности. Каждому солдату приходилось надеяться лишь на себя, может быть, еще на своего товарища из пулеметного расчета. И он сражался. Сражался, демонстрируя беспримерную стойкость, без приказа, опираясь лишь на самосознание и верность присяге.

Раненых кое-как перевязали на морозе и тут же отправили на грузовике в Таганрог. Крики и стоны раненых выносить куда труднее, чем самую опасную атаку. Не составляет труда вычислить, когда наша оборона рухнет — длительное удержание позиций, принимая во внимание наши весьма ограниченные возможности, исключается.

Даже в ночные часы бои не утихают. Брешь на участке 1-й роты разведывательного батальона удается ликвидировать с помощью нескольких штурмовых орудий к 9 часам утра. На подходах к обороняемой нами позиции свыше 300 трупов. Пленные помогают идти своим раненым товарищам. И эти обернувшиеся такими потерями для Советов атаки — не последние. Лишь к 14 часам противник окончательно отходит на 2–3 километра, постоянно наращивая при этом боевое применение артиллерии.

На остальных участках бои происходят в таких же условиях — наша оборона существенно ослаблена. Опасность прорыва русских в любом месте на линии нашей обороны Ростова-на-Дону теперь осознают и в вышестоящих штабах, со дня на день ожидая ее.

Мы все едины во мнении, что во избежание катастрофы линию фронта необходимо сократить, ибо прорыв врага не останется без последствий на всем южном фронте. У нас в тылу резервов нет и не предвидится, одна лишь голая степь. Сплошь телеграфные столбы и снежные сугробы, только они и скрадывают унылое однообразие пейзажа. Наилучшими возможностями для обороны обладает участок, примыкающий в нашем тылу к реке Миус. Только там есть надежда остановить непрерывно накатывающиеся на нас превосходящие силы русских и тем самым, ликвидировать возможность их прорыва. Поэтому вот уже несколько дней отправленные к Миусу группы занимаются установлением промежуточного рубежа у Миуса. Именно там должен остановиться натиск русских, именно эти рубежи предстоит удержать любой ценой, потому что отступление по заснеженной степи обернется для нас катастрофическими потерями в живой силе и технике.

Пока у Дона натиск отрезвленных чудовищными потерями Советов идет на убыль, другие советские силы вновь атакуют превосходящими силами участок 60-й моторизованной пехотной дивизии, в результате чего севернее Ростова-на-Дону слабый фронт обороны немцев оказывается прорван. И на стыке наших 1-й танковой армии и 17-й армии русские осуществляют широкий прорыв фронта. 17-я армия вынуждена отступить за Донец. Весь фронт угрожающе зашатался! До самого Ленинграда на севере идут ожесточенные бои. И войска Восточного фронта с трудом противостоят напору этой махины. Трескучие морозы, почти полное отсутствие зимнего обмундирования, серьезные потери и ограниченные возможности их восполнения обрекают на провал все попытки сдержать наступление противника. Мы сражаемся за физическое выживание!

Во второй половине дня штаб 3-го танкового корпуса высылает приказ об оставлении Ростова-на-Дону и поэтапном выводе войск из города на подготовленные оборонительные рубежи у Миуса. С ожесточенными боями полку «Лейбштандарт» удается покинуть Ростов-на-Дону с минимальными потерями и при поддержке 13-й дивизии занять подготовленные позиции. На момент отступления я находился в штабе дивизии. Мы с облегчением восприняли приказ о сдаче города и сокращении протяженности линии фронта. Это решение предотвратило катастрофу огромного масштаба. Поэтому новость о том, что из ставки фюрера поступил диаметрально противоположный приказ продолжать удерживать Ростов всеми средствами, мы восприняли как обухом по голове. Дело в том, что выполнить этот приказ совершенно нереально. И факт появления подобных Приказов свидетельствует о том, что в ставке просто не в курсе серьезности положения на фронте. Войска в темное время суток едва держатся на ногах в жуткий мороз. Обжигающий восточный ветер, снег, ощущение полной беспомощности и заброшенности — все это просто невыносимо. Мы ломаем голову над тем, как быть. Как вообще мог появиться пресловутый приказ? Мы единодушно решаем игнорировать его и продолжить отступление на заранее подготовленные позиции. Войска безмерно благодарны твердости, проявленной фельдмаршалом фон Рунштедтом, генералом фон Макензеном и остальными командующими. Именно они своим решением спасли жизнь сотням, а может быть, и тысячам солдат и сумели предотвратить падение южного фронта. Справедливости ради следует отметить, что и Зепп Дитрих подверг приказ ставки фюрера уничтожающей критике и поддержал решение командования 3-го танкового корпуса как единственно верное. Думаю, что не ошибусь, утверждая, что и я целиком и полностью был на стороне фельдмаршала фон Рунштедта. Позиция фельдмаршала возымела действие — вскоре он был смещен со своего поста и заменен фельдмаршалом фон Рейхенау.

А русские дивизии тем временем продолжают наседать на нас. Их прорывы стали повсеместным явлением, и устранять их каждый раз становится все труднее.

Мой батальон действует на левом фланге полка «Лейбштандарт» и имеет связь по фронту с 60-й моторизованной пехотной дивизией. В условиях взаимовыручки все же удается сдержать противника и оборудовать опорные пункты с помощью русских добровольцев. Численность личного состава снизилась настолько, что командующие решились на беспрецедентный шаг — использовать антибольшевистски настроенных русских в действующих подразделениях. Поэтому я не удивлен, что, приехав к своим товарищам, вижу, что на позициях в обороне стоят сплошь русские. Добровольцы родом либо с Кавказа, либо с Украины. Их готовность сражаться превыше всяческих похвал, поэтому наши бойцы безоговорочно приняли их.

В декабре в одной из перестрелок гибнет мой лучший боевой товарищ. Наш трудолюбивый переводчик, мой бесстрашный подчиненный, ни на минуту не покидавший меня в самые трудные минуты, он был самым способным офицером батальона и служил примером для всех. Речь идет о Гердте Пляйсе. Последнее пристанище Гердт обрел у железнодорожной насыпи в Таганроге.