— А что искать-то? Внутри?

— Да чтоб я знал!

— Настенька, а ты помнишь, как тебе после Рассохи плохо было? — вступила тетя Лида. — Они ж не зря тут поселились. Скорее всего, оттуда что-то тянули, с могильника. Ты вот на это «плохо» и равняйся, вдруг что учуешь.

Лука в задумчивости поднял брови, но кивнул, соглашаясь.

— Тетя Лида, а вы уверены, что вы не упокойник высшей категории? — улыбнулась Настя.

— Плиту тебе на язык, голуба моя. Только этого геморроя мне в жизни не хватало. Тут от живых не знаешь куда деться, а на тебя еще и мертвые лезут. Познакомилась на старости лет с приятным мужчиной, а он оказался упокойником-рецедивистом, да к тому же еще и помер. Ничего хорошего от вашего брата ждать не приходится. Я уж лучше с рододендронами…

— Выкопаете на свободной от врагов территории? — не удержался от шпильки Лука.

— Обижаешь, мальчик. Это будет трофей.

— Да какой я вам мальчик — десять лет разницы…

Дальнейшую перепалку Настя слушать не стала, застегнула жилетку, вынула из кармана сложенный дождевик и вышла на веранду. Вставший растерянно топтался перед узким зеркалом, в котором помещался только на верхнюю четверть. Поворачивался то одним боком, то другим, стараясь увидеть, что и как исправить. Настя не выдержала:

— Острое втянуть можешь? Тетя Лида для тебя куртку оставила — она широкая, но порвется о шипы.

— Пробую.

Дальнейшие десять минут были мучительными — Егор пытался перестроить броню. Плечевые наросты спрятались без труда — костная ткань легко нарастала поверх, потом со стуком прижималась к предыдущему слою и словно вплавлялась в него. А вот с пластинами на голове возникли трудности — рогатая корона никак не хотела уменьшаться, трансформировалась, становилась несимметричной, отращивала себе тонкие иглы, но не сдавалась.

В дверь выглянул Лука, оценил ситуацию, приказал:

— Замри, — и, тряхнув кистью, запустил в Егора сеткой, небольшой, но с очень густым и частым плетением. Печать на подлете блеснула стальным и начисто срезала корону на сантиметр выше того места, где у вставшего предположительно была сама голова. Упавшие на пол переплетения светлых рогов рассыпались черной пылью.

Егор гортанно рыкнул, взвыл, оскалился, шатнулся в сторону Луки, сделал один крупный шаг, второй и встал. Еще раз зарычал, только тише. Потом застонал.

— Сука. Жжется.

— Ну ясен тлен, не компресс. Остальное перестроишь, или еще подрезать?

— Иди ты!

— Обращайся.

После коновальского вмешательства Луки дело и вправду пошло быстрее: с уменьшенной короной Егор управился быстро — согнал ее на шею, сделав слоистый вороник, словно свитер надел. Волосы, которые раньше сдерживались костяными пластинами, теперь рассыпались по плечам. Вставший, и раньше напоминавший рыцаря, окончательно стал похож на архангела с пылающим взглядом, только меча не хватало. Кстати о взгляде…

— Ты глаза можешь... ну… убавить? Чтоб не такие яркие были. А то никакая куртка не спасет.

Егор прищурился, вернее, попытался. Выглядело это потешно: бронзовая посветлевшая кожа пошла складками, изломами, равнодушное неэмоциональное лицо приобрело сначала ехидное, злое, а потом удивленное выражение. С пятой-шестой попытки вставший сформировал подобие век. А через минуту упорных гримас у зеркала радужка потеряла насыщенность и приобрела прозрачность. Глаза оставались по-прежнему яркими, но как минимум перестали бросать отсветы.

— Хоть сейчас в тыл врага засылай, — прокомментировал Лука, в это время старательно перебиравший содержимое разгрузки.

Егор, оценив кобуру с ругером, которую Лука перестал маскировать курткой, ровно спросил:

— Уверен, что тебе надо идти одному?

— Предлагаешь себя в компанию?

— Нет. Ее. Пока вы дойдете до погоста, я уже осмотрю нужный дом и вас догоню.

— Ты двадцать лет пролежал под плитой. Скажи на милость, как ты разберешься, например, в современном компьютере? Или телефоне? Я уж не говорю про сигнализацию, к которой может быть подключен дом. Хотя в ней и Настя не разберется…

— Нет там сигналки, — из глубины дома отозвалась тетя Лида. — Приезжали из фирмы, договор только весной подписать собирались — все думали, стоит им за эти деньги кататься до нас на тревогу или нет.

В целом маскировка вышла удачной, думала Настя, уже шагая по проселку в сторону коттеджей. Вставший бесшумно скользил рядом, держась ближе к обочине. Плавность походки изжить не получилось. Зато голова была закрыта капюшоном широкой толстовки, а куртка маскировала корпус и бедра. Со штанами, правда, вышла промашка — они лопнули при натягивании, но Егор максимально наслоил и затемнил броню на ногах, в потемках сгодилось. А вот старые высокие ботинки сели как родные — стопы у вставшего оставались вполне человеческими и даже вменяемого размера. Только без пальцев.

Переодевались и маскировались не зря: несмотря на позднее время, по пути встретилось двое — дядька-велосипедист с примотанным на руль ярким фонариком, заменяющим фару, и пацан лет пятнадцати с выкрученной на максимум переносной колонкой. Велосипедист особого внимания на них не обратил, а пацану вообще было все фиолетово, кроме музыки.

Выплывшая на небо луна позволила идти не спотыкаясь.

Как и говорила тетя Лида, коттеджи выстроили чуть ли не посреди поля — одинаковые, как под копирку: в два этажа, с несимметричными крышами, вытянутыми вдоль гаражей, и балкончиками с белыми перилами. В Шушенках, в отличие от любой другой деревни, на балкончиках можно было чаи гонять все лето — насекомых тут почти не водилось. Рассоха для них, похоже, фонила, так же как и для некромантов.

Нужный им дом — второй с краю — стоял с темными окнами. На мощеной подъездной дорожке было пусто.

— Проверю, — сказал Егор, оставив Настю у ограды, ухватился одной рукой за перекладину ворот и легко перекинул себя на другую сторону. На мгновение замер, прислушиваясь, скользнул к крыльцу, но к двери подходить не стал — рывком ушел вверх, уцепился рукой за козырек навеса и подтянулся единым движением, таким, что любой профи паркура удавился бы от зависти. Насте оставалось только любоваться и осознавать собственное физическое несовершенство. Впрочем, и помирать ради такой красоты тоже не хотелось.

Егор взломал балконную дверь — до Настиного слуха донесся легкий щелчок, — отставил раму в сторону и канул в темноте дома.

Стоило вставшему исчезнуть из поля зрения, как сразу стало неуютно. В канаве кто-то тихо зашуршал, неподалеку мяукнула кошка, луну накрыло полупрозрачное облако. Ближе к кладбищу громко заорала потревоженная галка. Настя отступила к решетке, прижалась к ней спиной. Дорога в обе стороны оставалась пустынной. Огни в деревенских домах казались блеклыми пятнами.

Снова заорали галки, теперь уже несколько. Стая скользнула в лунном свете и унеслась в сторону леса. Собака неподалеку коротко взвыла и захлебнулась лаем. Налетел сильный порыв ветра. Холодный и колючий — проник под толстый свитер, словно преграды не было. Где-то со звоном разбилась то ли посуда, то ли оконное стекло.