— Вы хотели что-то рассказать мне? — спросил Лисин, поудобнее усаживаясь в кресло.

— Хочу признаться в том, что стал свидетелем избиения женщины на берегу озера.

— Правда? Продолжайте.

Ляписов-младший поерзал на стуле и проговорил:

— Я возвращался с работы пешком около семи часов и увидел, как малознакомые мне Мухомедзянов и Замшелов пристают к женщине. Сначала я подумал, что это Замшелов ругается со своей женой. В руках у женщины была такая же сумочка, какую я однажды видел у супруги Замшелова. Однако, подойдя ближе, я понял, что женщина им незнакома точно так же, как и мне. Замшелов ударил женщину по лицу, — выдержав паузу и глядя в пол, продолжил сын председателя суда. — Она упала, и Мухомедзянов с Замшеловым стали бить ее ногами. Я пытался остановить своих малознакомых, но они были пьяны и меня не слушались…

— Я вам вот что скажу, Ляписов, — Лисин пожевал губами и закурил. — Если вы намерены и далее излагать все в подобной манере, то можете не трудиться.

Андрей Леонидович оторвал от пола удивленный взгляд и подарил его следователю.

— Что вы на меня смотрите, любезный?

Лисин поднялся, подошел к двери и одним движением распахнул ее настежь. Ляписов-младший вышел.

— Леонид Павлович!

Когда председатель суда появился в проеме, следователь хищно улыбнулся и заявил:

— Если вы до сих пор не поняли, что я имел в виду, когда соглашался принять явку с повинной, то лучше вам ее вообще не делать.

Важняк закрыл дверь и посмотрел на Сидельникова, сидящего в углу и стригущего себе ногти маленькими кусачками. Своим видом Лисин напоминал человека, которому ежедневно приходится быть свидетелем того, как сыновья председателей судов пишут явки с повинной.

Дверь снова приоткрылась, и в кабинет опять без разрешения вошел Ляписов-младший. Вид его был подавленным, глаза потухшими. Протрезвившись, он никак не мог понять, почему отец, столько раз вытаскивавший его из еще более серьезных передряг, сейчас хочет во что бы то ни стало посадить родного сына.

— Я все вспомнил.

— Неужели? — Лисин повел бровью и вынул из стола еще один лист бумаги. — Сейчас проверим. Попытка номер два. — Следователь развинтил «Паркер» и нацелил его в левый верхний угол страницы.

Председатель суда тоже никак не мог привыкнуть к роли вызываемого. Он качнул створку двери на себя.

— Адвокат нужен? — спросил его Лисин.

— Нет-нет, все в порядке.

— Смотрите, дело ваше. А наше — официально оформить отказ…

— Для первого раза неплохо, — похвалил Лисин через какое-то время, закончив читать написанное. — Мелочи выясним чуть позже.

Через минуту в кабинет вошел конвой, состоящий из двух сержантов полиции, и увел Андрея Леонидовича. При этом в глазах стражей порядка царило недоумение, а Ляписов-младший заливался слезами.

Председатель суда шагнул через порог, опустился на стул и спросил:

— Теперь вы уверены в том, что моему сыну не угрожает опасность?

— О чем именно вы говорите, Леонид Павлович? — уточнил Лисин. — Об уголовной ответственности или о чем другом?

По лицу Ляписова пробежала судорога.

— В сына сегодня стреляли!.. Вы понимаете это или нет?! Стреляли!.. При этом он находился в моем собственном доме!

— Ну, разлетелась бутылка в метре над головой… — Лисин плюнул на палец, смахнул, словно слизнул, исписанный лист и переместил его в папку, разбухавшую в эти дни прямо на глазах. — Даже не поцарапало. Чего так нервничать?

— Нервничать, вы сказали? — Ляписов взвился, словно ужаленный, и разметал перед собой бумаги, будто желал через стол добраться до следователя. — А если бы стрелок был точен?! Если бы он попал?!

Лисин застегнул папку, положил на нее ладони и ледяным взглядом погасил возмущенное пламя в глазах председателя.

— Стрелок был исключительно точен. Он попал.

Ляписов думал долго. Иногда даже чересчур сообразительным людям при столкновении с простым обманом необходимо время на то, чтобы сосредоточиться и понять, как могло случиться так, что их провели на совершенно ровном месте. Сообразив все до конца, председатель осел на стуле и зашевелил губами, словно окунь, вытянутый сетью на берег.

Этого не может быть. Невероятно!

— Ах ты сволочь!

— Ну-ну, не преувеличивайте. Вовсе я не сволочь, а просто изобретательный подонок, вот и все.

Ляписов плохо себя контролировал.

— Метром ниже и… Я тебя посажу.

— Да бросьте вы, Леонид Павлович! — Лисин поморщился и посмотрел на Сидельникова. — Какая разница, кто стрелял? Главное, истина вырвалась на свободу и восторжествовала. Как проститутка в руках искусного любовника.

— Подонок!

— Вы, вообще-то, мой должник, — напомнил важняк. — Можно сказать, я спас вашему сыну жизнь.

— Метр… — хрипел Ляписов.

— Ты можешь сделать промах в метр, капитан? — Следователь решил закончить этот разговор и развернулся к муровцу.

— Никогда. — В углу послышалось очередное клацание кусачек.

Вечером Лисин, красавец Сидельников, острый на язык Юштин, раненый и тем гордый Гасилов пили чай в кабинете. Эта четверка начинала нравиться женскому персоналу горпрокуратуры все сильнее и сильнее. Особенно после того, как в Старооскольске появился первый заместитель Генерального прокурора и увез незнамо куда Мартынова и Горбунова. За главного он оставил начальника Гасилова.

Чай пился легко и весело, словно кахетинское. Потом Лисин вышел из кабинета.

Он отсутствовал около двадцати минут, вернулся и задал странный вопрос:

— Скажите, где у вас утром всходит солнце?

— Что вы спросили? — не понял Гасилов.

— Я спросил, где у вас утром находится солнце. Вы знаете, что это такое? Небесное светило!.. Если бы не оно, то все мы погибли бы.

Сотрудник прокуратуры медленно поднял руку и указал пальцем туда, где находилось окно третьего этажа. То самое, через которое убийца покинул здание.

— Гасилов, выйди на минуту. — Уже в коридоре, притворив дверь, Лисин взял его за лацкан пиджака, придвинул к стене и спросил: — Скажи мне, уважаемый, как ты мог разглядеть лицо убийцы, если лежал на полу, а из окна, перед которым стоял мужчина, тебе било в глаза солнце?

Гасилов помялся, но взгляд прятать не стал.

— Я давно хотел сказать… Я не видел лица стрелявшего, да и вообще ничего. Только пистолет. Потому и не мог опознать.

— Эта путаница с волосами!.. Зачем в кармане лысого Зинчука, который вовсе не Зинчук, лежала расческа?