Воспоминания – океан. Они поглощают, как волны.

Воспоминания – небо. Они довлеют, как тучи над головой.

Она – словно корабль. Беззащитна перед стихией. Перед своим прошлым.

– Завораживающе, – слышит Джесс рядом мужской приятный голос.

Она оглядывается и видит рядом с собой высокого молодого мужчину с симпатичным лицом, обрамленным светлыми волосами. «Скандинавский типаж».

– В своем прошлом можно утонуть. И я готов, когда вижу эту картину.

Джесс улыбается профессионально, не понимая, что ему нужно. Флиртует? У него нет шансов.

– Но если долго думать о прошлом, оно повторится, – говорит он задумчиво.

Джесс снисходительно смотрит сквозь улыбку и уходит.

Но вдруг спотыкается и падает прямо на него. Шампанское из ее бокала отправляется на его светло-голубую рубашку. Джесс извиняется – такого с ней никогда не было. Она видит, что «скандинавский типаж» раздосадован, но он вежлив и все обращает в шутку.

Кажется, он все-таки не флиртует. Отказывается от ее помощи и спешно уходит.

Спустя час, на стоянке Джесс понимает, что ее машина сломана.

– Подвести? – весело спрашивает уже знакомый мужской голос.

И Джесс зачем-то соглашается.

Всю дорогу они разговаривают о живописи.

И она выясняет, что у них одинаковые вкусы – любовь к импрессионизму. А любимый художник – Моне.

Впервые за много лет Джесс оставляет номер телефона мужчине.

* * *

После посещения медицинского центра Джесс сказала матери, что хочет погулять – в одиночестве, чтобы привести мысли в порядок.

– Я сама доберусь до дома, – твердо сказала она, понимая, что мать не хочет оставлять ее одну.

– Пожалуйста, не задерживайся, – ответила со вздохом миссис Мэлоун. – И не отключай телефон.

Она подумала, что дочери, должно быть, тяжело из-за Эрика. А кому бы было легко – свадьба, на которую так все надеялись, не состоится. Миссис Мэлоун и подумать не могла, что ее дочь думает о совсем других вещах, иначе бы никогда не оставила ее одну.

Вместо того чтобы гулять на свежем воздухе, Джесс направилась в квартиру Эрика. Она была тверда в своем решении узнать правду о нем, и хотела, пока есть возможность, начать поиски – с его дома.

Что она хочет найти, Джесс и сама не знала.

Может быть, новые фотографии, письма или тайный дневник. Хоть что-то, что может пролить свет на происходящее.

Детектив так и не отвечал на звонки.

Уже находясь в лифте, Джесс сообразила, что стоило бы поговорить с его матерью, но решила отложить этот вопрос.

К двери Эрика Джесс подходила с терпким едким чувством страха – еще не сильным, но достаточно уже надоедливым. И, открыв замок, она не сразу решилась войти в квартиру бывшего уже теперь жениха. Стояла в нерешительности у открытой двери и, лишь только услышав чьи-то шаги в коридоре, переступила порог.

Квартира была холодной и казалась неживой – совсем как ее хозяин. Здесь все оставалось по-старому, однако Джесс заметила, что некоторые вещи переставлены или лежат не на своих местах. Может быть, мама Эрика время от времени наведывается в квартиру?

Или кто-то другой?

Джесс направилась в спальню, то и дело оглядываясь по сторонам. Она знала, что Уолш, ставший виновником комы Эрика, находится в полиции, но отчего-то все равно на душе было тревожно.

Ей казалось, что за ней наблюдают. И что она слышит скрип снега.

В спальне ничего подозрительного и напоминающего о прошлом Эрика ни нашлось, сколько бы Джесс ни искала. Только их общее фото в рамке, стоящей на прикроватной тумбочке, раздражало. Джесс вытащила фотографию и разорвала ее на две части. Часть, на которой остался стоять Эрик, обворожительно улыбаясь, она вставила в рамку. Часть, на которой была запечатлена сама, положила в сумочку.

Раньше ей хотелось верить, что они – это «вместе». Единое целое. Одна Вселенная.

Однако они оказались лишь двумя холодными звездами, одна из которых должна была вот-вот потухнуть.

– Твои тайны все погубили, – прошептала Джесс Эрику на фото.

Он, не слыша ее, улыбался все так же широко и весело.

Джесс переместилась в небольшую комнату, которую он называл кабинетом – работал там с бумагами. В ящиках стола также не было ничего интересного. И в ноутбуке, пароль от которого Джесс знала, – тоже.

Ей повезло, когда она заглянула в книжный шкаф.

Дрожащими от нервов руками Джесс вытаскивала книгу за книгой, пока не наткнулась на то, что искала, – в одной из них, посвященной вопросам квантовой физики, в страницах было прорезано углубление. В углублении лежала небольшая деревянная коробочка. В ней – прядь отрезанных светлых прямых волос.

Алиса Уэлч была русоволосой.

Руки захотелось немедленно вымыть.

Джесс торопливо сфотографировала находку и засунула ее обратно в книгу. И резко обернулась к окну, вновь почувствовав пристальный взгляд.

За ней наблюдал улыбающийся снеговик со шляпой на голове вместо ведра. Его нос упирался прямиком в стекло. Ярко-алые глаза пылали. Пальцы беззвучно скребли по стеклу.

Чудовище тотчас исчезло, стоило Джесс заметить его.

Она тотчас вскочила на ноги и пулей бросилась прочь, чувствуя, как колотится сердце. Уже в гостиной девушка услышала, как открывается входная дверь, и, не понимая от страха, что делает, ринулась в спальню, спрятавшись в стенном шкафу.

Кто-то зашел в квартиру. И, кажется, расположился в гостиной. Однако вскоре шаги раздались около спальни, и Джесс услышала, как открылась дверь.

Она сжалась в комок, молясь, чтобы ее не нашли. Чудовище не должно найти ее.

– Почему я должна встретиться с этим человеком в квартире Эрика? – спросил знакомый голос.

Дайана.

У Джесс отлегло от сердца. Бывшей подруги она не боялась. На нее она могла только злиться, вспоминая «предсмертную записку» и обвинения.

Мортон разговаривала по телефону, не подозревая, что Джесс слышит ее.

– Хорошо. Тогда я буду ждать его, – выслушав собеседника, сказала Дайана. – Это пойдет на пользу Эрику? Но чем? Ладно, не объясняй. Увижу сама, – хмыкнула она. – Буду ждать.

Разговор закончился.

Шаги Дайаны раздались около шкафа, затем переместились к противоположной стене.

– Что случилось? – удивленно спросила она. – Кто порвал фото?

Джесс напряглась, ожидая, что Мортон начнет искать ее, однако та не стала делать этого.

– Ты сам? Правильно. Все скоро закончится, милый, – произнесла она тихо, но с чувством.