могу рассказать вам, как он [Дж.] начал связываться с ворами в законе. Это произошло в молодости, он был подростком, дал 200 рублей – это было в советское время, заметьте, – моему соседу, который был преступником и имел какой-то авторитет. В то время мой сосед сидел в тюрьме, поэтому Дж. пошел к его жене и отдал ей деньги на помощь ее мужу. С тех пор его имя стало связываться с мафией, и он стал считаться кем-то, кто следует «понятиям». Так было всегда, молодой парень крадет телевизор или что-то еще, продает его за 100 долларов, идет к парням, связанным с ворами в законе, вроде макурэбэли [ «надзиратель», правая рука вора в законе], отдает им половину и говорит: «Вот, ребята, возьмите эти деньги на супра [грузинский пир] от меня», и если он это сделает пару раз, о нем скажут вору в законе, живущему в том регионе… И Дж. действовал таким образом, он много грабил и хулиганил, когда был молод, и давал деньги криминальным авторитетам [R22][84].

Взносы в общак делались и в тюрьме. В этом случае речь может идти не о преступных доходах, а о деньгах, присланных родственниками, и выигрышах в карточных играх. Тюремная служба утверждает, что ежемесячно деньги, вносимые в общак путем вымогательства или в виде добровольных взносов заключенных, достигали 300 тыс. лари (150 тыс. долларов), при этом минимальные платежи в общак составляли 50 лари (25 долларов) и максимальные – 10 тыс. лари (5 тыс. долларов) [Прайм Крайм 2005]. Много денег можно было «выиграть» у заключенных путем принудительной азартной игры, так как умение играть и выигрывать в карты считалось важным качеством и входило в требования исконного воровского закона. «Всех заключенных заставляли платить суммы от 30 до нескольких тысяч лари в так называемый общак. [Воры в законе] вели систематизированный список жертвователей, и те, кто отказывался платить, подвергались физическому принуждению» [Prison Service 2006]. Вымогательство у заключенных подтверждается историей, произошедшей в марте 2007 года, когда Г. Элиаури, крестник высокопоставленного чиновника министерства обороны, застрелил в ссоре пятнадцатилетнего мальчика. Во время предварительного заключения он заявил: «Воры звонили мне и требовали, чтобы я заплатил им 20 тыс. долларов» [HRIDC 2007].

Средства, собранные в общак, могут быть использованы только с согласия других воров в законе и хранятся в надежном месте, оберегаемом наиболее доверенными людьми, выбранными коллективно. Злоупотребление общаком — один из величайших грехов воровского мира. Глонти и Лобжанидзе ссылаются на документ, найденный полицией Грузии, который содержит правила, касающиеся использования общака. Благочестивый язык, используемый в нем, показателен:

Общак — это святое место. Общаком должны руководить только святые люди… Эти люди в воровской идее должны быть кристально честными, преданными душой и сердцем… Каждый рулевой [хранитель общака] должен иметь на своем воспитании от пяти до пятнадцати человек [Глонти, Лобжанидзе 2004: 76].

Таким образом, общак должен уважаться всеми, кто его хранит и использует.

Тот факт, что воры в законе и их ближайшие соратники объединяют свои нечестные доходы, вместо того чтобы использовать их исключительно для себя, свидетельствует о продолжающихся долгосрочных инвестициях в сеть воров и о форме социального страхования, которая может быть востребована в будущем. Ее можно рассматривать как форму обобщенной реципрокальности. Таким образом, стоимость исключения из сети повышается, поскольку выход будет означать утрату всех долгосрочных инвестиций.

В то время как общак представляет собой финансовую инвестицию, участие в воровских собраниях, сходках, можно рассматривать как временную инвестицию. На таких собраниях происходят управление общаком и организация воровских дел. Эти встречи, которые позволяют принимать коллективные решения, также можно рассматривать как особый вид дополнительной ставки. Здесь воры, как предполагается, несут скрытые издержки, тратя время на решение коллективных проблем, которые могут не иметь прямого к ним отношения. Опять же, несение временных затрат на посещение сходок создает стимулы для продолжения участия в воровском обществе. В таком случае сходки можно рассматривать как еще одну определяющую организационную особенность, которая косвенно повышает издержки выхода.

В то время как эти обязанности существуют и сегодня, может наблюдаться некоторое снижение активности их выполнения. Один респондент, являющийся полицейским-экспертом, вспоминал:

Вы не можете знать, каким будет человек. Как этот парень, 3. [вор в законе]. Когда он был на улице, он был стоящим парнем, он все делал правильно, а когда он стал вором в законе, он просто стал наркоманом, он ничего не делал… Он долго не появлялся ни на каких сходках… Вы представляете? Здесь все как на работе. Видите моего друга? Он начальник отдела, вы думаете, он может просто не прийти на работу и не иметь проблем? Для них это тоже так [R9].

В конце концов 3. угодил в тюрьму и потерял «титул». Организация сходок и их посещение очень важны. Один бывший начальник тюрьмы [R21] сообщал, что в советское время сходки часто проводились в тюремной больнице, которая на территории Советской Грузии была единственной. В большинстве случаев явку туда можно было легко обеспечить с помощью взятки, данной в нужном месте, или симуляции травмы. Когда это оказывалось невозможным, притворство заменялось реальным членовредительством, обеспечивающим поездку в больницу и посещение сходки[85]. По сравнению с этим теперь преданность выполнению воровских обязанностей, по-видимому, уменьшилась, а вместе с ней уменьшилась и роль стимулов, побуждающих придерживаться взятых на себя перед воровским сообществом обязательств.

Сжигание мостов: социальные связи и образ жизни

Незаурядный исследователь социологии организаций Ч. Барнард писал, что «наиболее ощутимым и тонким из стимулов является то, что я назвал условием общности взглядов… это чувство… солидарности [и] социальной интеграции» (цит. по: [Scott 1995: 39]). Многочисленные механизмы создают социальные и символические границы, питающие «чувство принадлежности к группе». Эти механизмы включают в себя искоренение социальных связей за пределами сообщества, отказ от других конкурирующих привязанностей, таких как семья и друзья, а также развитие особого языка и отношения к «внешнему» – другими словами, сжигание мостов [Kanter 1968; Lamont, Molnar 2002; Tilly 2005]. Равенство членов, совместные проживание и жизненное пространство, частые встречи, ритуалы и церемонии, песни и праздники помогают развивать эти отношения [Kanter 1968: 510].

Такие аспекты присутствуют и в воровском мире. Отказ от семьи есть, по [Гуров 1995: 107], первое правило воровского кодекса. Чалидзе также утверждает, что «комплекс норм о том, до какой степени должна быть доведена отдельность вора от общества… составляет основное содержание воровских законов» [Чалидзе 1977: 70]. В Италии мафию часто называют «матерью» [Paoli 2003: 78], а в воровском мире фигура матери