Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не стоит.
– Вы меня в-в-видите? – Лицо Рэйчел застыло и рассыпалось на осколки и пиксели. Рот стал похож на черную дыру.
– Нет, связь пропала. – Айрис сосчитала до двадцати: «Один, два, три…» По указаниям из зала управления: если что-то со связью, надо оставаться на месте и считать до двадцати. Она не сводила глаз с застывшего искаженного изображения незнакомки из Лос-Анджелеса, последнего города на Земле, в котором Айрис побывала.
– …четыре, пять, шесть…
Тогда она была в Лос-Анджелесе в первый и в последний раз. Провела три дня, осматривая в одиночестве достопримечательности, и уехала в пустыню в тренировочный лагерь.
– …семь, восемь, девять…
Это были три лучших дня ее жизни. Она попробовала все самые знаменитые в городе тако, хот-доги и чизбургеры. Побывала на пляже Венис-Бич, поплавала в море и влюбилась в высоченные пальмы и подернутый дымкой свет, словно из сновидений или из рекламы. Из-за смены часовых поясов те приятно проведенные дни казались еще более размытыми.
– …десять, одиннадцать, двенадцать…
Но трем дням пришел конец. Пока Айрис стояла у отеля, ожидая такси, она осознала, что предпочла бы провести еще пару дней обследуя город, а не ехать в пустыню. Потом можно было бы автобусом добраться до другого города, затем до следующего и так далее. Позвонить в «Никта Инк», послать им письмо и все отменить, но, черт побери, это было бы так неудобно, словами не передать. Она же не из тех, кто пасует перед трудностями.
– …тринадцать, четырнадцать…
Пиксели сложились в картинку. Появилась Рэйчел.
– Вы меня видите? – спросила она.
– Теперь – да.
В окошке внизу экрана Айрис видела и себя: бледное лицо, серая одежда, металлическая стена за спиной. Все здесь выглядело простым и незамысловатым в сравнении с кричащим макияжем и пышной прической Рэйчел.
– Айрис, как вы себя чувствуете?
– Отлично.
– Как бы вы описали свое настроение?
– Хорошее. – Айрис потерла глаза. – Немного устала, но в целом чувствую себя прекрасно.
И это не ложь. В ней что-то сдвинулось. Она по-прежнему скучала по Земле. И все бы отдала, чтобы вернуться. Ей все так же, как прежде, жутко хотелось поесть мяса с кровью, поплавать с сестрой, увидеть луну и звезды, поспать в своей комнате, по соседству с Киран. Но из глубины всей этой тоски пробивался ручеек надежды и спокойствия. Это не поддавалось никакой логике, но и не умаляло хороших ощущений. Может, дело было в гормонах, помогающих ей выживать и вполне прилично себя чувствовать? Знай она раньше, какие ее ждут ощущения, то забеременела бы много лет назад, на Земле.
– Что вы думаете в данный момент о своем пребывании на Никте?
– Мне здесь нормально. – Айрис настолько привыкла не говорить правды о своем душевном состоянии, что получилось вполне естественно. Даже думать не надо. – Конечно, я скучаю по кое-чему на Земле, но все же рада, что я тут. – Она кивнула.
– И никаких депрессивных мыслей или суицидальных настроений?
– Нет.
Под толстым слоем макияжа Рэйчел выглядела устало и на удивление молодо, а еще было видно, что ей скучно. «Любопытно, – подумала Айрис, – какой у нее диплом, если он вообще есть». Она как-то отличалась от предыдущих психологов – производила впечатление не такой заинтересованной.
– Вы хорошо спите?
– Да.
Рэйчел опустила взгляд – наверное, на экран планшета.
– Жили ли вы половой жизнью после нашего последнего разговора с вами? – Она явно читала заранее заготовленные вопросы.
– Нет. – Айрис громко выдохнула. Вспомнила завернутого в белую простыню Элиаса. Его закрытые глаза, посиневший рот. Уныние накрыло ее тяжелой волной. Она закусила губу, пытаясь отвлечься от дурных мыслей. И сказать что-нибудь – все равно что.
– Как там, на Земле?
Рэйчел подняла бровь:
– В каком смысле?
– Ну, не знаю. – Айрис пожала плечами. – Наступил ли мир на Ближнем Востоке? Кто премьер-министр Великобритании? Людей по-прежнему интересует Ким Кардашьян?
Рэйчел рассмеялась. Просто не смогла сдержаться:
– Ничего себе.
– И, кстати, что сейчас в моде? Угас ли твиттер, подобно майспейсу? Становятся ли все, как и раньше, веганами? – Дальше Айрис вслух не продолжила, только мысленно: «Все ли в порядке с моей семьей? Не умерла ли от затаенной тоски мать? Выполнила ли моя блудная сестра свое обещание? А главное, счастлива ли она? Вспоминает ли меня?»
– Айрис, – сказала Рэйчел. – Вы же знаете, что я не могу…
– Знаю. Но я же имею право спросить, разве нет?
– Конечно. Вы можете говорить все что хотите. Этот сеанс для вас.
– Понятно.
– Какие чувства вы испытываете сейчас, в преддверии седьмой годовщины?
– Примерно такие же, как и в преддверии шестой. Простите, я понимаю, ответ неинтересный.
– Ничего. – Рэйчел улыбнулась. – Вам необязательно быть интересной. Во всяком случае, для меня – только для зрителей.
– Я слышала, и они не очень-то интересуются, – заметила Айрис. И сердце у нее замерло. С языка сорвалось. Она не собиралась этого говорить. – Ну, то есть ходят всякие слухи.
Рэйчел помотала головой:
– Я не имею права это с вами обсуждать.
– Да, я знаю. – Айрис подалась вперед, пытаясь вглядеться в лицо Рэйчел. Качество связи оставляло желать лучшего. Черты собеседницы расплывались. – Ничего не поделаешь. Люди наблюдали нас годами. И заскучали.
– Э-э… – Рэйчел опустила глаза на свои записи и подчеркнуто звонким голосом прочла:
– Если бы вы могли прокрутить время назад, вы бы опять покинули Землю и отправились жить на Никту?
– Здесь жизнь в каком-то смысле однообразная, но я и на Земле не была особенно счастлива.
– Правда? Почему?
– У меня была жуткая депрессия. – Айрис прикрыла глаза. Она не собиралась говорить об этом, но какая уже разница – теперь, когда она беременна, теперь, когда уже нет зрителей. Когда она открыла глаза, Рэйчел пристально смотрела с экрана и моргала с неопределенным выражением лица. – Я себя ненавидела. Проклинала свою жизнь. Поэтому я здесь.
– Так вы солгали в заявлении?
– Ну да.
Рэйчел вздохнула и провела рукой по волосам. Айрис заметила, что нижняя часть головы у нее выбрита и покрыта татуировкой в виде каких-то вихрей. Это полностью выбивалось из облика телеведущей. Совершенно очевидно, что мода изменилась. Айрис безнадежно отстала.
– Продолжайте, – велела Рэйчел.
– Мне просто было очень грустно. Ничего особенного. Я всегда была такой.
– Вы обращались за помощью?
– Нет, я считала, что могу справиться сама.
– Почему вы так думали?
– Не знаю. Наверное, из-за матери. Она всегда и со всем справлялась сама. Не любила вести трудные разговоры. Даже мое решение отправиться сюда мы почти не обсуждали. Кто знает – может, она каждый день наблюдает за мной в прямой трансляции.
– Но прямая трансляция больше не идет.
– Что? – У Айрис внутри все