– Тетива была взведена!

– Тогда вложить болт…

– И болт был готов, и смотрел вам прямо в левый бок…

Лоенгрин вздохнул:

– Теперь это неважно. Главное, он не смог выстрелить. Рыцарская честь пересилила обиды, а доблесть не позволила совершить низкий поступок.

Нил с недоверчивым видом оглянулся, но на дороге лишь клубилась пыль за быстро ускакавшим бароном.

А барон не стал заезжать в замок Тельрамунда, подозвал слугу у ворот и велел передать хозяйке, что лебедь поплыл дальше, после чего развернул коня, но слуга уговорил его задержаться, потому что леди Ортруда как раз во дворе по ту сторону ворот…

Барон выждал и, когда вышла удивленная и настороженная Ортруда, коротко сообщил, что он держал рыцаря Лебедя на прицеле, но Господь не дал ему нажать на спусковую скобу.

С этим он вежливо, но холодно поклонился и ускакал в сторону своего поместья, а Ортруда, рассвирепев, примчалась в покои Тельрамунда, где он с мрачным видом лежит на застеленной постели, закинув огромные ладони за голову.

– Этот бесхребетный червяк Бергенсторм, – прокричала она в ярости, – не смог выстрелить в спину этому выскочке!

Тельрамунд спросил настороженно:

– А что он должен был сделать?

Она прошипела люто:

– Я уговорила его подстеречь Лоенгрина на дороге и подстрелить из арбалета!

– Ух ты, – протянул Тельрамунд, – ты сумела такое сделать? Хотя да, барон его ненавидит, тот его чем-то оскорбил или унизил… И что, вообще не выстрелил?

– Вообще, – сказал она, почти прорычала, как разъяренная львица. – Просидел в засаде полдня, а когда появился Лоенгрин… этот дурак вышел к этому мерзавцу и во всем признался.

Тельрамунд насторожился.

– И что, теперь Лоенгрин всем расскажет об этом?

Она сказала сквозь зубы:

– Нет, он же чист и светел! И всепрощающ, аки святой… Барон тоже никому не скажет, явит благородство, я его знаю. Но оруженосец не связан рыцарскими обетами и обычаями, тут же всем расскажет, да еще и приврет что-нибудь!

– Можно опровергнуть, – прервал он.

– Как?

Он фыркнул.

– Что слово оруженосца против слова рыцаря?

Она напомнила едко:

– Смотря какого. Забыл, что признался в клевете?

Тельрамунд потемнел, рука стиснулась в кулак, несколько мгновений смотрел бешеными глазами в ее злое лицо. В глазах засверкала такая ярость, что Ортруда поверила, в самом деле может ударить, но Тельрамунд выпустил с шипением воздух сквозь стиснутые зубы, рука его бессильно опустилась, а пальцы разжались.

– Дело не в тебе, – произнесла она почти виновато. – Несколько человек, ты же знаешь наших, обязательно съездят на то место, найдут, где барон лежал в засаде, найдут отпечатки его сапог, ямки от локтей, когда держал арбалет наготове…

Он громыхнул:

– Но это барон готовился его подстрелить, не мы.

– Да, – согласилась она, – но все равно…

– Замараны? – спросил он в лоб.

– Чужие рты не заткнешь, – ответила она люто. – Указывают пальцами только в нашу сторону.

Он зло перекосил лицо, снова задышал люто и тяжело закинул руки за голову. После долгой паузы с трудом поднялся, лицо стало злым и решительным.

– Ты меня пристыдила, – сказал он угрюмо. – Борешься за меня, а я лежу в постели, предаюсь стенаниям, как слабая женщина…

– Мы придумаем, – пообещала она. – Этот, непонятно откуда взявшийся, уйдет туда, откуда и прибыл.

Он сказал зло:

– Мы придумаем. У него обязательно должны быть слабые места!

– По ним и ударим, – сказала она победно. – Мы победим!.. Разве не ты наш лучший и сильнейший?.. Ладно-ладно, Лоенгрин выиграл схватку, но не войну.

К вечеру, проехав земли двух баронств и одного виконтства, они снова углубились в темный лес, хотя дорога упорно пыталась повести их окольным путем.

Темные деревья, что расступились в тот момент, когда свернули в лес, злорадно сдвигались за спинами и, как казалось устрашенному Нилу, даже потихоньку шли следом. Во всяком случае, сзади деревьев становилось все больше, и смыкались теснее, перекрывая дорогу к отступлению.

Лес очень редко прерывался небольшими полянами, Лоенгрин успевал рассмотреть, как страшно и бесшумно прочерчивают небо гигантские летучие мыши, Нил всякий раз отшатывался и едва не падал с коня, когда прямо перед лицом возникала отвратительная шерстистая морда с раскрытой пастью и оскаленными мелкими зубами, такими белыми, острыми и жаждущими крови.

Однажды увидели деву в белом, что поднялась прямо из развалин римского гарнизона, протянула руки вперед и вверх, из широких рукавов ее платья вылетели белоснежные голуби. От них шел чистый свет, а дева продолжала держать руки воздетыми, и голуби вылетали и вылетали…

Нил испуганно перекрестился:

– Господи, спаси и помилуй!

Лоенгрин сказал с укором:

– Ты чего?

– Но…

Лоенгрин покачал головой.

– Разве не видишь, что это чистейшее создание не может быть от дьявола?

– Да, но… чего она тут ночью? В лесу? В таком страшном месте?

– Не знаю, – ответил Лоенгрин. – Каждый из нас противостоит злу по-своему и на своем месте. Ты как противостоишь?

Нил растерялся.

– Я?.. Ну, не знаю…

Они уже проехали мимо, Лоенгрин оглянулся на деву, вздохнул. Понятно, что она и ее голуби противостоят этой ночи и отвратительным кровопийцам с мохнатыми крыльями, но как и почему она здесь…

…а как и почему он здесь?

– Все мы как-то противостоим, – сказал он задумчиво. – Иначе зачем мы вообще?

В город они въехали уже под покровом темноты. В темно-синем небе поднялась бледная луна, а звезды высыпали просто на удивление целыми роями.

Впереди наперерез проехала группа всадников, где во главе огромный воин на крупном коне, в доспехах и поглядывающий по сторонам с угрозой, за ним на небольшой серебристой лошадке девушка, обе ноги на левую сторону, в руке небольшой жезл, наконечник в виде хрустального шара слабо светился голубым.

Она в испуге посмотрела на Лоенгрина и даже приоткрыла в удивлении хорошенький ротик, он придержал коня и учтиво поклонился.

Нил насторожился, быстро оглянулся на рыцаря.

– Это кто?

– Леди, – ответил Лоенгрин.

– Но…

– Закрой рот, – велел Лоенгрин.

Голос его прозвучал непривычно резко. Нил послушно умолк, а женщина судорожно кивнула в ответ на приветствие рыцаря в сияющих доспехах. За нею проехали еще двое всадников, уже легких и в коротких кольчугах, за плечами луки.