словно утешал его – ну же, соберись, нам еще многое предстоит.

– Мениск поврежден, – ответил Сиваков. – Она бы со своим бандажом еще месяца полтора проходила.

– И сопротивляться душителю ей было сложно?

– Конечно. Не отобьешься и не убежишь.

– Однако на нее напали во дворе. Она еле ковыляла на своей ноге, но вышла, чтобы открыть кому-то калитку. Значит, убийца был ей знаком? – осторожно спросил полковник Гущин.

– Мне все же кажется, что душитель попал на ее участок тайно, перебрался через забор. Мы же с тобой осматривали его в Чистом Ключе. Так себе препятствие. Преодолеть его нетрудно. Он ее просто подкараулил. Дождался, когда она выползла из дома – воздухом подышать, посидеть в холодке на природе, и напал. Те выводы, что мы с тобой, Федя, сделали первично на месте осмотра тела, в общем-то, целиком подтверждаются.

– А что с цветами и пятном у нее на теле?

– Прислали результаты экспертизы. Им теперь намного легче определиться. Соцветия борщевика Сосновского, предварительно засушенные, как и на трупе Гулькиной. По поводу его сока в области пятна тоже есть подтверждение – фрагментарно присутствует. Однако за то время, пока труп разлагался, гнилостные процессы внесли изменение в структуру субстанции.

– Какие именно изменения? – спросил полковник Гущин.

– Элементов моющего средства не обнаружено, как на трупе Гулькиной вместе с соком борщевика.

– Только чистый сок? Растительный яд?

– Сок. Однако средство могло высохнуть без остатка. Оно в отличие от сока не проникает непосредственно в кожные покровы. Или же…

– Что?

– Наш душитель снова при манипуляциях с трупом Гулькиной учел предшествующий опыт. Шел по восходящей, совершенствовал навыки. Если, например, он испытал некие трудности с соком борщевика, помечая им в Чистом Ключе Мухину, то в своем следующем эпизоде, в Сарафанове, уже использовал моющее средство для разбавления сока. Либо для удобства хранения, либо…

– Для чего? – полковник Гущин внезапно понял, что Сиваков, усталый и опустошенный от череды вскрытий, пытается донести до него нечто очень важное и существенное.

– Разбавил потому, что он сам обжегся ядовитым соком, когда мазал им Мухину. Сок попал на его кожные покровы в тот момент. И… знаешь, следы от яда борщевика Сосновского проявляются ведь не сразу. Они возникают в виде дерматического ожога спустя день-два, в зависимости от контакта поврежденного участка кожи с солнцем. Сейчас лето, солнцепек целый день. Убийца сначала в горячке в Чистом Ключе ничего на себе не заметил. Но на следующий день он убедился, что…

– Он сам помечен? На убийце остались следы… ожоги сока борщевика Сосновского? – спросил Гущин.

– Если нам с тобой повезет, они есть на теле потенциального подозреваемого. Врач-дерматолог сразу их определит и вынесет вердикт. Но Федя…

– Что? – полковник Гущин слышал в тоне своего друга Сивакова лишь печаль и разочарование.

– Нам ведь редко с тобой везет, – ответил тот. – Лучше не обольщайся.

Глава 26

Старшая сестра

На обратном пути в Чехов Макар был мрачен и задумчив. Встреча с Кантемировым кардинально изменила его настроение, но не принесла ощутимых плодов. Впрочем, они на них и не рассчитывали.

– Суицидальный псих нас словно в чем-то обвиняет, – сказал Клавдий Мамонтов. – Оглянитесь вокруг!

Макар молчал, вел внедорожник.

– Давай поменяемся, – предложил Клавдий Мамонтов. – Ты устал, сколько проехали за день. Отдохни.

– Как же ты с одной рукой, братан? – Макар, наконец, нарушил молчание.

– Ничего, справлюсь.

Макар остановил машину на обочине, и Клавдий Мамонтов сел за руль. Он ловко управлял внедорожником здоровой рукой. Макар с облегчением откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Белые зонтики соцветий борщевика среди мусора и бурьяна на участке Кантемирова маячили перед его взором.

– На полях Аида полно их… асфоделей, белых цветов, – произнес он вдруг тихо, словно сочиняя стихи. – Ядовитых, прекрасных, гибельных борщевиков – асфоделей… И тени умерших бродят среди них неприкаянно. Они не совершали преступлений. Они потерпели от чужого зла. Возможно, ими даже двигали благие намерения. Но их все равно не пустили в Элизиум, Клава… Их кинули… оставили гнить на мертвых полях… Ими пожертвовали…

Макар запнулся. Вглядывался в темноту ночной дороги. Клавдий Мамонтов слушал его – ими пожертвовали… Он запомнил фразу.

– Но в ботанике асфодель – совсем другой цветок. – Макар закончил явно не так, как хотел. – Тоже белый. Но не похожий на борщевик Сосновского.

Полковника Гущина они забрали в управлении полиции, где все давно уже отправились по домам, кроме дежурной оперативной группы. Они втроем решили снова переночевать в глэмпинге.

– Завтра возвращаемся в Москву, – объявил Гущин. – Побеседуем со старшей сестрой Кантемировой – Светланой. Я попросил столичных коллег отправить к ней участкового – сказать, что ее навестят завтра сотрудники полиции. Сейчас ведь звонкам телефонным никто не верит. Он ее предупредил, она дома сидит, мало куда выходит. Мы поедем к ней все вместе. А затем вы вернетесь домой к Макару на озеро и отдохнете. А меня в главке ждет куча бумажных дел.

В глэмпинге они сняли тот же самый скандинавский дом. Подкрепились запасами, прихваченными Макаром утром – кофе в термосах давно остыл, но в глэмпинге имелся электрический чайник, растворимый кофе и чай в пакетиках. Они ужинали на дощатой веранде. Вокруг фонаря вились ночные мотыльки. Они рассказывали друг другу о своих «деяниях» за день, как герои мифов у костра.

– У душителя наверняка есть авто, – заметил полковник Гущин. – Но если он очень хитрый и хочет, чтобы его не вычислили по дорожным камерам, он не всегда его использует. Единственное пересечение транспортных маршрутов от трех исходных точек, где находили трупы, Рабочий поселок. Там жила почтальон Суркова. У меня ощущение… что мы в поселке многое не доделали. Хотя и потрясли сынка Илью. Но что-то мы упустили. Причем важное.

Клавдий Мамонтов и Макар слушали Командора – честно сказать, они понятия не имели, что именно они могли упустить в Рабочем поселке?

– Насчет старой истории с убийствами на Кавказе и подозрениях, павших на отца Искры… Ну, не знаю, – полковник Гущин снова помолчал. – Фантастикой отдает кавказская легенда. Профессор ботаники – будущий академик… И маньяк? За месяц – три убийства на Домбае? И еще успевал экспедицией своей руководить. И очаровывать аспирантку… Прямо титан Прометей, не человек. И что он делал, вернувшись с Кавказа, освободившись от обвинений? Заседал в академии, разводил свой борщевик Сосновского и собирал гербарии, женился, родил на старости лет дочку? Но маньяки остановиться не могут. Они убивают, убивают, убивают… Пока их кто-то другой не приведет к знаменателю.

– Федор Матвеевич, разве мало женщин бесследно пропадало в Подмосковье и по стране в