Когда за ним закрылась дверь, Даша упала на кровать, зажмурилась и… тихонько заплакала. Неужели она уже не сможет быть счастливой ни с одним мужчиной?

Дом спал. В нем царила абсолютная тишина. Даже неутомимая Райка, чьи вопли разносились по этажу еще полчаса назад, угомонилась.

Артур встал с кровати и прошел к шкафу-пеналу. Убрал туда бутылку коньяка, из которой наливал себе понемногу в течение всего вечера. Выпив граммов двести, он задремал, но его разбудили охи-вздохи Райки (комната, где она теперь обосновалась, располагалась неподалеку), и больше не смог уснуть.

Снова сходив к шкафу, Артур налил себе еще коньяка и вернулся в кровать. Действие выпитых до этого двухсот граммов прошло, о них напоминала лишь неприятная отрыжка. Пить не хотелось совершенно. А запах коньяка, обычно приятно щекотавший ноздри, раздражал и казался тошнотворным. Артур чувствовал себя алкоголиком, поднося спиртное ко рту. Только последние пьяницы вливают в себя спиртное, от которого их мутит.

В поликлинике работал один такой, Евлампий Водянович. Когда-то он был хирургом, что называется, от бога. Но спился. И теперь милостью главного врача трудился в поликлинике сторожем. Звали его все Водярычем, хотя как раз водку Евлампий не пил. На нее у него денег не хватало. Употреблял стеклоочиститель и прочую подобную гадость. Зажмуривался, зажимал нос пальцами и вливал в себя стакан мерзкой бурды, годной в лучшем случае на компрессы. Да еще и приговаривал: «Вот у меня сила воли – не хочу, а пью!»

Артур сейчас поступил почти так же, как Водярыч. Разве что нос не зажал, а просто постарался не вдыхать. Когда коньяк перетек в желудок, съел две дольки шоколадки и стал ждать, когда его наконец отпустит.

Все то время, что он находился в комнате, горел свет. Артур его не выключил. Ему было страшно оставаться в темноте. Хотя страшно ему было и при свете. Поэтому и пил.

То фото, что Артур нашел у себя в спальне, он сжег. Но получил такое же на следующий день. На нем тоже был запечатлен шарф и имелась такая же надпись – «УБИЙЦА». Артур не являлся поклонником фильмов в жанре «хоррор», откуда был взят этот прием, но понимал: тот, кто подкладывает ему фотографии, желает вселить в него чувство тревоги и неопределенности. Однако это не основная цель. Жизнь ведь не ужастик, созданный для того, чтобы щекотать зрителю нервы. Да и в кино за «пугалками» что-то следовало. Обычно расправа. Но такого развития событий Артур не допускал. К тому же смерти он не боялся. Он боялся неизвестности.

Вторую фотографию он тоже сжег. И стал ждать следующего шага того, кто поставил перед собой цель запугать его. Зачем? Артур не знал. Быть может, кто-то люто его ненавидит? Или человек просто болен? Или так ничтожен, что ему нравится ощущать свою власть над кем-то?

Но больше фотографий Артур не получал. Зато вчера…

Он крепко спал. И ему снилась Клавдия.

Вернее, не так.

Он крепко спал. И ему снилось что-то неопределенное. Абстрактные картинки сменяли одна другую, пока не раздался голос:

– Оставь меня, Артур, я от тебя устала!

Это говорила Клавдия. То есть ему сначала приснился ее голос, потом уже сама женщина.

– Скажи мне! – потребовал он. – Скажи, и я отстану!

– Я не буду повторять двадцать раз одно и то же.

– То есть между вами ничего не было? Тогда потрудись объяснить…

– Я не обязана тебе ничего объяснять!

Артур помнил эту сцену и не хотел видеть ее еще и во сне. Поэтому постарался подумать о чем-то другом, чтобы картинка сменилась. Но не тут-то было.

– Если не отстанешь от меня сейчас, я прогоню тебя навсегда! – Лицо Клавдии было искажено гримасой ненависти. – Или теперь ты этого не боишься? Ведь у тебя другая дама сердца…

Ему хотелось, чтобы она замолчала. И отвернулась от него. А лучше – ушла. Но Клавдия продолжала говорить, сверлить его взглядом и наполнять комнату своей отрицательной энергетикой.

– Знала бы ты, как мне хочется, чтоб ты оказалась права, – перебил ее Артур.

– О чем ты?

– О твоей скорой смерти.

– Хочешь, чтобы я умерла поскорее?

– Да! Тогда я хоть вздохну свободно.

– Так убей меня. Освободись. Или кишка тонка?

Артур выбросил вперед руки и схватился за концы шарфа, обмотанного вокруг шеи Клавдии. Он хотел убить ее…

– С ума сошел? Задушишь!

С криком Артур вскочил с кровати и начал яростно тереть глаза, чтобы убедиться в том, что проснулся.

Как же натурально все было! Особенно их голоса… Они звучали как будто наяву.

И тут за дверью что-то зашуршало. Артур хлопнул рукой по выключателю и, когда свет висящего над кроватью бра озарил комнату, увидел на полу белый прямоугольник. Его подсунули под дверь. Сначала он решил, что это очередная фотография, но нет, то был CD-диск в бумажном конвертике, на верхней стороне которого алело начертанное маркером слово «УБИЙЦА».

На то, чтобы добежать до двери и открыть ее, потребовалось несколько секунд, и все же, когда Артур выглянул в коридор, там никого не оказалось. Он вышел, осмотрелся. Пусто. Добежал до лестницы. Ни души.

Вернувшись к себе, подобрал «подарочек», вынул диск. Прослушать его было не на чем, но он и так знал, какую запись ему подсунули. Разговор с Клавдией, приснившийся сейчас ему, состоялся наяву. Кто-то в доме стал свидетелем его и смог записать. На диктофон телефона, например. Это тот самый человек, что завладел его шарфом. Тот, кто задумал какую-то отвратительную игру, в правилах которой Артур пока не разобрался.

Диск он прослушал на следующий день, то есть сегодня, и убедился в правильности своей догадки. Запись разговора с Клавдией была некачественной, тихой, но спутать их голоса было невозможно. В них звучали ненависть и страх, особенно в словах: «С ума сошел? Задушишь!»

В особняк Артур вернулся вечером. Сразу прошел в свою комнату, включил свет, стал пить коньяк и ждать.

Но вот уже за полночь, а его еще не побеспокоили.

Коньяк в стакане кончился. Артур подошел к шкафу, открыл его, но тут же захлопнул дверку. Нет, надо сначала что-нибудь поесть, а уж потом продолжать надираться.

Мужчина был в спортивном костюме, поэтому одеваться не пришлось, оставалось только ноги в тапочки сунуть. Спустившись вниз, он сразу направился к кухне. В холодильнике нашелся кусок сыра, который Артур покупал еще три дня назад. Имелись и другие продукты, но он до них не дотронулся. Не имел привычки брать чужое.

Сжевав сыр, запил его водой. Хотелось супа. Харчо. Или солянки. Наваристой, с маслинками. Но сейчас Артур и на обычный бульон согласился бы. И даже, пожалуй, зачерпнул бы его из чьей-то кастрюли. Да только в холодильнике ничего подобного не было. То есть не только супа не было, но даже кастрюль. С картошкой, к примеру, или рисом. Как и сковородок с котлетками или мясом. Все обитатели особняка питались теперь всухомятку.