– Завтра вместе съездим. С утра, идет?

– Идет.

– Никуда она не денется.

– А чего с ней не так, Саня? – гортанно хохотнул Степа.

– В смысле?

– Чего это ты не хочешь, чтобы я к ней один ехал? Она секси, да? Ты боишься…

– О господи! – простонал Копылов. – Ты все-таки такой придурок, Степа! Записывай адрес, диктую.

– Ладно, спасибо, что продиктовал, но… – рассмеялся Степа. – Мне некогда, если честно. У меня свидание сегодня на вечер назначено. – Сделал нарочную паузу, понимая, как мучительно теперь рассуждалось Копылову: а с кем же у него свидание? Потом признался все же: – Да не с ней, Саня, не с ней. Разводимся мы, она не обманула. Со Стефанией я сегодня ужинаю. Такая девочка-а-а…

– Идиот! – выдохнул с облегчением Копылов. – У тебя все? Так до завтра?

– Нет, не все, – Степа минуту размышлял, говорить другу об этом или нет, потом все же проявил снисхождение. – Саш, рубашки не она мне гладит, честно.

– И что?

– А ничего! Я же заметил сегодня, как ты щерился на мои рукава. Небось думал, Светка?

– Думал, – признался Саша.

– Так не думай. Сам я. Все, давай пока. Завтра увидимся.

Они не увиделись.

Если бы Копылов только знал! Если бы мог только представить, куда заведет его бесшабашного друга его бесшабашность, то непременно взял бы того за шиворот и…

Но он не знал и предположить даже не мог, выбирая скромный букетик для Светы, что в этот самый момент его друг Степка, получивший от Стефании неожиданный от ворот поворот в телефонном режиме, решил вдруг поработать лишних пару часов, чтобы утром поразить Копылова уже добытыми сведениями. И даже все продумал, как выложит перед ним на стол отчет, устало вздохнет и скажет измученным голосом, что вот, пока некоторые развлекаются, он, между прочим, работает. И сведения очень даже важные, и он – то есть Степан – заслуживает поощрения. Или наоборот, сведения яйца выеденного не стоили, а ему пришлось в свое личное время мотаться по всему городу, пока руководство развлекается.

Ключевым тут, конечно же, было то, что Копылов непременно должен был развлекаться, пока Степан делает за него их же общую работу. И неплохо делает.

То, что Саня в тот самый момент, когда Степан поднимался на этаж к бывшей жене Ильи Шелестова, мог запросто сидеть в своей кухне и давиться магазинными пельменями, в расчет не бралось.

Великомучеником в настоящий момент был именно он – Степан! Потому что у него, черт побери, сорвалось свидание. Девочка вдруг неожиданно оказалась занятой. Потому что у него, черт побери, теперь не было под рукой запасного варианта в роли законной супруги. Та лыжи навострила к Копылову. И потому что ему, черт побери, пришлось подниматься к Шелестовой на этаж пешком, потому что какой-то умник держал лифт наверху.

Степан с такой силой вдавил кнопку звонка, что она чудо что не вылезла по другую сторону двери. Никто не поспешил открыть, хотя в квартире грохотала музыка. Он звонил еще и еще, бесполезно. Да и сложно было бы услышать легкое треньканье звонка в таком шуме.

Он схватился за ручку и подергал ее, дверь оказалась незапертой. Привычно сунул руку под левую подмышку и тут же вспомнил, что он не оперативник, он оружие сдает, когда с работы уходит. Идиот! Копылов сказал – не соваться, а ему геройства захотелось! Хотелось нос Сане утереть!

В квартире какая-то лажа, сто процентов! Музыка орет, дверь открыта. Как такое может быть? Что-то не то! Надо поворачивать.

Но не повернул. Огляделся в просторной прихожей. Домашних тапочек хозяйки нет, если она, конечно, их носила. Зато другой женской обуви одного размера было навалом. Дома она, точно дома. А чего не отзывается на дверной звонок? Может, это соседи пришли скандалить? Музыка-то орет так, что уши закладывает.

Степа заглянул в кухню – никого. Двинулся осторожно дальше. Дыхания не хватало, его забивали бешеные толчки крови. Пальцы сводило от желания держать их на курке. Идиот снова! Сунулся на адрес без оружия! Спальня. Незаправленная кровать, смятые шелковые простыни, одеяло на полу. То ли хозяйку выволокли из постели, то ли это следы ее бурной энергетики. Далее шла еще одна дверь, распахнутая настежь. Именно оттуда шел дикий музыкальный рев. И именно туда Степе жуть как не хотелось заходить.

Остолбеневший, с моментально взмокшими подмышками, он встал на пороге, осмотрел комнату. Беспорядок. Но не тот, когда леди забывают прибраться. А именно тот, когда леди тщательно хватаются за жизнь, прикрываясь своими вещами от убийцы.

Вещи ее не спасли. Она лежала на спине в распахнутом шелковом халате, окровавленном так густо, будто кровь эту кто-то вылил на нее из громадного ведра, не заботясь о том, что брызги разлетятся во все стороны. Все, господи помилуй, было в крови! Стены, мебель, стекла шкафов!

Степа сунулся за мобильником, чтобы вызвать коллег, но запястье его было тут же сжато намертво.

– Стой тихо, мент!! – тихо и страшно произнес кто-то ему на ухо.

– Зря ты это затеял, – отозвался Степан, стараясь, чтобы голос не вибрировал от ужаса.

А он сковал его, еще как сковал! И про жизнь, мелькнувшую калейдоскопом в мозгу, сразу поверил. Она мелькнула, точно! Рваной, черно-белой раскадровкой промелькнула за мгновение. И неутешительно подвела черту: ничего-то он путного не совершил. Ничего!

– Заткнись!

Под левую лопатку Степе ткнулось что-то острое, наверняка нож. Им эта тварь кромсала бедную женщину. Так кромсала, что все кровью залито. Его сейчас он воткнет Степке между ребер, проткнет им сердце, останавливая его ход. И смоется, что обидно! И никто привязать его – урода – к этому преступлению не сможет. Степа рассмотрел, скосив взгляд, и резиновую перчатку на руке, которая не сжимала нож, и медицинские бахилы на обуви. Обо всем позаботился, урод! Ни следа не оставит. Только два трупа.

– Ответишь правильно на мой вопрос – умрешь быстро, – произнес убийца.

– Валяй, – проговорил Степа.

Так, если он резко нырнет вниз, а потом вперед, то наткнется на мертвое тело, залитое кровью. Поскользнется и проиграет. Если попытается уйти влево или вправо, то ножом его эта тварь точно достанет. Рискнуть, нет?

Степа судорожно вдохнул, выдохнул. Казалось, что сердце раздулось до размеров воздушного шара. Что оно сейчас просто лопнет, разбрызгивая кровь повсюду. И убийце даже не придется трудиться и резать его ножом.

– Где сейчас ее муж?

– Ее? – пытаясь выиграть хоть минуту, Степа указал рукой на загорелые ляжки женщины, широко разбросанные по полу.

– Ее, ее, не включай дурака, а то издыхать будешь мучительно, – голосом, лишенным всяческих чувств, пообещал убийца.

– Илюха смылся из больницы, да. О черт!! Что ты делаешь?! – Нож прорезал кожу и вошел под лопатку совсем неглубоко, но боль была такая, будто его перерезали пополам.