Слёзы дорожками стекают по щекам, но я не выдаю себя, ни разу не всхлипываю, стараясь говорить твёрдо и уверенно.

Соглашаюсь не раздумывая, не сомневаясь ни секунды. Повод нашей встречи грустный, но даже если бы он просто сказал ехать с ним, не отказалась бы. Мчалась бы сломя голову, только бы увидеть снова, почувствовать, быть с ним рядом.

Еле дожидаюсь утра, кажется, совсем не сплю, лишь на время проваливаясь в дрёму. Сумку собрала ещё вчера, сложив много, не знаю, насколько останемся в Ялте.

Еду, нет – лечу к нему, с содроганием представляя, как увижу Османа, как посмотрю в эти такие нужные, чёрные глаза. В два часа уже на стоянке возле его дома, переминаюсь с ноги на ногу в ожидании.

Поворачиваюсь и вижу Османа. Даже закрываю глаза от эмоций, захлестнувших тут же: резко бросает в жар до беспамятства, затем тут же в холод до колик в руках, а потом нервная дрожь пронзает тело. Не могу смотреть на него, иначе прямо здесь позорно разрыдаюсь.

– Поехали? – Родной низкий голос пронизывает насквозь.

– Да.

Молча забирает сумку из моих рук и идёт к машине, загружая в багажник. Через час мы уже в самолёте, ожидаем вылета. Наши места рядом, но я не смотрю на него, просто не могу, с трудом контролируя свои эмоции.

Мне безумно хочется заглянуть в его глаза, увидеть в них тепло и радость встречи, но в то же время мне страшно, если на дне плещется равнодушие.

Весь полёт я делаю вид, что сплю, лишь иногда отмечая его движения рядом.

Последние несколько дней меня тошнит, но я списываю это на своё бесконтрольное обжорство из-за постоянных переживаний. Сейчас тошнота усиливается, возможно, потому, что я впервые лечу в самолёте.

Адиль уже ждёт нас в аэропорту, встречает один, без Сабины. Осман садится вперёд, всю дорогу обсуждая с братом здоровье деда, которое, как выясняется, ухудшилось через неделю после нашего отъезда.

Дед почти не встаёт, ему трудно передвигаться, постоянно находится в своей спальне. Не вмешиваюсь, лишь слушая новости и комментарии Османа. Адиль говорит, что нам приготовили ту же спальню, что и в прошлый раз.

Я даже не подумала!

Не подумала, что придётся спать с ним в одной постели не прикасаясь, не имея права обнять, спать на самом краешке, радуясь лишь тому, что он рядом, в одной комнате, дышит со мной одним воздухом.

Заходим в дом. Проходим к дверям спальни Мурада Абдулхамидовича и замираем.

– Дед вас ждёт, – говорит Адиль. – И, кстати, поздравляю!

– С чем? – произносим с Османом в один голос.

– Сейчас всё узнаете. – Адиль указывает на двери, давая понять, что в спальне нас ждут новости.

Большая спальня, пропитанная насквозь запахом лекарств, тошнотворным и противным. Дед на кровати, кажется, исхудал, став ещё меньше. Сразу видно – он болен.

Сглатываю противный ком, понимая, что Фи не зря паниковала, когда говорила о его здоровье. Возле кровати глубокое кресло, видимо, для посетителей.

– Дед, привет, – Осман говорит негромко, – как ты себя чувствуешь?

Пожилой человек с трудом открывает глаза, тут же улыбаясь. Но улыбка вымученная, а взгляд уставший.

– Внук. Прилетел. И Варенька, – показывает рукой на кресло, и я тут же присаживаюсь, беру его руку в свою. – Не очень, Осман.

– Я могу чем-то помочь? – Голос Османа надо мной, он стоит, опираясь на спинку кресла.

– Можешь.

Дед хочет приподняться, занять положение сидя, помогаю ему с подушками, бережно подкладывая.

– Как видишь, я совсем сдал. Детей твоих, видимо, уже не увижу.

– Дед…

– Молчи. Я не закончил, – останавливает Османа, перебивая. – Но хочу, чтобы ты выполнил желание умирающего. Сделаешь?

– Всё, что угодно, дед. Только скажи. – Осман отвечает не раздумывая.

– Вы можете сомневаться, планировать и раздумывать долго, но у меня времени совсем немного. Я хочу погулять на вашей свадьбе.

Замираю в ожидании продолжения, и Осман, кажется, тоже. Интуитивно понимаю, что сейчас дед выдаст что-то, что совершенно нас шокирует.

– Поэтому завтра вы с Варенькой женитесь.

Обалдеть! Женитесь? Мне не послышалось? Он серьёзно? Завтра?

Я с трудом принимаю всё сказанное сейчас, чувствую себя в бреду, будто это всё не со мной сейчас происходит. Стоит лишь моргнуть – и сон развеется.

– Регистрация в ЗАГСе в одиннадцать утра, банкет в ресторане заказан на пять, приглашения разосланы, будет триста человек. Твой костюм готов, платье Вареньки в вашей спальне, кольца куплены. Вроде бы всё… – Он прикрывает глаза, вспоминая. – А, стилист приедет к восьми. Да, теперь ничего не забыл.

Сказать, что это шок, ничего не сказать. Ехали к умирающему, а приехали, оказывается, на собственную свадьбу. И какая, к чертям, свадьба, если Осману это не нужно? Я не нужна. В качестве жены тем более.

– Дед, ты серьёзно? – Осман до конца не верит, как и я в принципе.

– Абсолютно. Отрицательный ответ не принимается. Уже девять вечера, поэтому советую идти отдыхать и хорошенько выспаться. Завтра будет насыщенный день. А у вас, как у жениха и невесты, так вообще очень сложный. Я устал, мне нужно отдохнуть.

Жестом указывает на дверь и прикрывает глаза. Я медленно встаю, до конца не веря в указания Мурада Абдулхамидовича. Понимаю – фиктивные отношения, понимаю – играть пару на публике, но жениться…

Кажется, мы оба с Османом в лёгком шоке. Молча идём в спальню привычным маршрутом, оба молчим, никак не комментируем только что полученную информацию.

Открываю дверь и замираю на пороге.

Посреди комнаты на манекене красуется потрясающее свадебное платье: пышное, украшенное стеклярусом и небольшими бусинами, скромный лиф без рукавов опускается воланами на плечи, открывая зону декольте. Уверена, что выбирала его Фи.

Хорошо хоть, что не безумно пышное, как у Сабины на свадьбе, в таком ни в одну машину не влезешь.

О чём я думаю? О платье? Мне нужно подумать о женихе, от которого я и слова за полдня не услышала в свою сторону.

Подхожу ближе, разглядывая наряд, пристально рассматриваю, представляя его на себе.

– Куколка, тебе нравится?

– Осман, ты же понимаешь, что всё это не серьёзно? – Я знаю, что он стоит у меня за спиной. – Жениться? Завтра? Приехали к больному дедушке, а попали на собственную свадьбу? Это каламбур какой-то! Это нереально…

Не могу оторвать взгляд от платья. Не могу найти в себе силы, что повернуться и посмотреть ему в глаза, понять, что Осман сейчас чувствует.

– Откажешься исполнить последнюю волю умирающего?