Процессы являлись своего рода подготовкой к войне. Уничтожение оппозиции не доказывает, что партия хотела вернуться к капитализму, как предполагали буржуазные газеты либерального характера (“Times”, “Basler Nationalzeitung”, “Manchester Guardian” и даже “Temps”). Это означает, что любое отступление, любое колебание, передышка, смена тактического курса стали невозможны.

Оппозиция лишена опоры, ее предложения должны расцениваться как контрреволюционные, пораженческие, не имеющие перспективы, несмотря на то, что огромное напряжение, конечно, увеличивает внутренние трудности. Троцкий постепенно начал считать распад рабочего государства условием практического действия. Если наступит война, рухнет промышленность, аппарат изолирует себя от масс, Украина, Восточная Сибирь и т. д. должны будут пойти на уступки капиталистическим формам, кулаки получат власть. Набирающие силу антисталинские центры не имеют моральной силы обратиться к пролетариату, и скорее не потому, что эти люди были трусами, а потому, что они на самом деле не имели организационной базы в массах. Нужно признать, что участники процессов рассказали гораздо больше, чем ожидалось. Они послужили в некотором роде инструментами, которые изменили аппарат власти.

После относительно бескровной победы Октябрьской революции такие явления участились. Во время гражданской войны и интервенции обострилось противостояние белого и красного террора. В связи с внутрипартийными конфликтами сдвинулись линии противостояния. Сейчас речь шла не просто об антагонистическом противоречии между сторонниками царского самодержавия, русскими помещиками и буржуазией, с одной стороны, и рабочими, крестьянами и солдатами, с другой стороны. Теперь разногласия возникли между сторонниками Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и генеральной линией партии. Эта «главная линия» стала пристанищем не только для агентов всех мастей, но и для карьеристов всех типов.

Осенью 1932 года по инициативе Троцкого был образован «Объединенный центр», куда вошли Зиновьев, Каменев, Евдокимов и Бакаев со стороны зиновьевцев и Смирнов, Тер-Ваганян и Мрачковский со стороны троцкистов.

Через И. Н. Смирнова сын Троцкого Л. Седов передавал указания по организации индивидуального террора против руководства ЦК ВКП и членов Совета народных комиссаров. В тесном сотрудничестве между этой группой и Смирновым было подготовлено убийство Кирова. В ноябре 1932 Берман-Юрин и Фриц Давид были отправлены в СССР с заданием подготовить убийство Сталина. Террорист Натан Лурье в сотрудничестве с замаскированным под иностранного специалиста агентом гестапо Францем Вайцем готовили убийства Сталина, Ворошилова, Кагановича и Орджоникидзе.

В числе обвиняемых были не только члены внутрипартийной оппозиции в лице Зиновьева и Каменева, но и менее известные последователи Троцкого: Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Тер-Ваганян и Смирнов, а также Дрейзер, Рейнгольд, Пикель, Гольцман, Давид, Ольберг, Берман-Юрин, М. И. Лурье и Н. Л. Лурье. Отправной точкой расследования стало открытое письмо Троцкого, в котором он призвал своих последователей убрать с пути Сталина, то есть убить его. Этот документ был найден у Гольцмана. Партнерами Троцкого в СССР были Зиновьев и Каменев, которые с 1932 года до конца 1933 года находились в ссылке, а с 1935 по 1936 года – в заключении, под контролем ОГПУ. Зашифрованные сообщения передавались Смирновым, который, в свою очередь, получал их от Гольцмана.

При содействии гестапо в 1932 году Гольцман прилетел в Копенгаген и встретился с Троцким для выяснения деталей. Бакаев, Рейнгольд и Дрейцер безуспешно пытались осуществить эти попытки в 1934 году. Через год Берман-Юрин и Фриц Давид хотели застрелить Сталина на VII конгрессе Коминтерна, но не рассчитали дальность выстрела. По приказу Троцкого расстрелять вождя по случаю майского парада хотел Ольберг, но был арестован раньше. Натан Лурье также потерпел неудачу в своей попытке застрелить Кагановича и Орджоникидзе в Челябинске. Дальнейшие попытки также потерпели неудачу.

Весной 1936 был арестован последний участник этой группы. В августе 1936 года дело против Зиновьева, Каменева и других членов контрреволюционной организации было передано на рассмотрение в военную коллегию Верховного суда СССР. Члены этой организации должны были по приказу Троцкого организовать и совершить убийство Кирова, подготовить террористические акты против Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора и Постышева и провести необходимые для выполнения этих проектов организационные мероприятия по подготовке. Каменев заявил на суде: «Я пришел к убеждению, что политика партии, политика ее руководства победила в том единственном смысле, в котором возможна политическая победа социализма, что эта политика признана трудящимися массами. Ставка наша на возможность раскола в партии также оказалась бита. Мы рассчитывали на группу правых – Рыкова, Бухарина, Томского. Удаление этой группы от руководства и их дискредитация среди трудящихся выбили этот козырь у нас из рук». Зиновьев обосновал свое поведение, говоря: «Мы чувствовали, что руководство должно быть заменено любой ценой, что оно должно быть заменено нашим союзом с Троцким». Оба признали, что ответственны за убийство Кирова и несколько неудачных попыток убить Сталина и других высокопоставленных чиновников.

Результаты расследования также показывают, что эта группа действовала, опираясь на указания, переданные через сына Троцкого Л. Седова, и с помощью поддельных личных документов.

Из протокола допроса Смирнова следует, что на «случайных» встречах с ним Седов говорил о том, чтобы «изменить древние формы борьбы против партии, о том, что настало время перейти к террористическим методам борьбы». Но Смирнов воспринял эту точку зрения как личное мнение Седова, с которым он был не согласен. Он отрицал существование организованного центра и отрицал свою роль до тех пор, пока она не была доказана.

На основании обвинений публичного процесса все 16 обвиняемых были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией имущества в пользу государства.

В июне 1988 года Верховный суд СССР постановил, что тщательное изучение протоколов заседаний показало, что это решение было «необоснованным и незаконным». Таким образом, это решение было отменено и началось дальнейшее расследование. Обвинение не было снято. Был выдуман тот факт, что признания были получены в условиях физического и морального истощения незаконными методами.

Участвовавшие в процедурах сотрудники НКВД были позже устранены под предлогом их участия в антисоветских заговорах. Доказательств этому представлено не было.

Рассуждая сегодня, после Второй мировой войны, холодной войны и распада социалистического содружества, о 30-х годах в СССР, трудно даже приблизительно представить обстоятельства тех лет. Если до, во время и после окончания Второй мировой войны их оценка была в целом позитивной, то после XX съезда с его лозунгами борьбы против культа личности и сталинизма она превратилась в свою полную противоположность. Даже попытка создать реалистичное изображение условий жизни в СССР, чтобы восстановить картину 30-х годов, натолкнулась на целый ряд проблем, которые в контексте европейского опыта не вызывают возражений: если сравнивать условия жизни в Москве и Ленинграде с условиями в селах Центральной России, Украины или Сибири, то эти различия не только тогда, но и в последующие годы вряд ли можно сравнить с различиями между Берлином, Дрезденом и Лейпцигом и отдаленными деревнями Мекленбурга.