— Говорите, как будто с французом.

Джек изумленно уставился на него. Мальчишка прав. Но хотел бы он знать почему?

— Француза там не было, — продолжил сорванец, наклоняясь, чтобы осмотреть кровать Джека. — Был щеголь, но точно англичанин.

— Он был похож на человека, которого я хотел бы видеть?

— Господи, дяденька. Тот, которого называют Хирург? Нет. Это такой тощий щеголь, похожий на ящерицу и с противной привычкой играть с карманным ножичком. Кажись, он считает, что вы можете быть где-то рядом с «распутной графиней», — так он сказал. Знаете, о ком это?

Джек затряс головой.

— Не помню ничего такого.

— Хирург еще сказал что-то о том, что вы «попали в беду со львами». — Мальчишка нагло заулыбался. — Вы уверены, что не заблудились в зоопарке?

Дойдя до кровати, Джек замер.

— Львы. Я помню львов. — Ухватившись за столбик кровати, он потряс головой. — Я что-то о них знаю. Британские львы. — Он снова пытался что-то разглядеть в непроглядных глубинах своей памяти. Все, что ему удалось, — возникла странная мысль, что они смотрели не в ту сторону… Кто? Львы? Британцы?

Закрыв глаза, он приложил сжатые в кулак пальцы к виску. Господи, если бы он мог вспомнить!

— Этот человек, он что, ничего не объяснил? — спросил он.

— Нет. По крайней мере не Билли Аксману.

Джек удивился:

— Билли Аксману?

Трэшер кивнул, и на этот раз не выглядел нахальным.

— Темная личность. Не знаю, как он перебрался сюда, но на вашем месте я бы поостерегся.

— Меня ищут Билли Аксман и Хирург? — недоумевал Джек.

Трэшер наклонил голову набок.

— Они говорили о ком-то не из простых, но я подумал, о той распутнице. Сказали, она приглашает не тех людей. — Теряя интерес, мальчик пожал плечами. — Такие дела.

Джек кивнул, подавленный.

— Ты по-прежнему не скажешь мне, какой сейчас год?

— Ни за что. Почему бы вам не спросить у леди? Скажите им об этом Хирурге.

Джек снова потер лоб: голова начинала болеть.

— Нет. Не стоит тревожить их без нужды.

— Думаете, есть что-то похуже, чем тот Аксман?

Он почти сумел улыбнуться.

— Ладно. Скажи им — ты слышал, что кто-то ищет меня. Но на твоем месте я не стал бы называть имен.

Мальчик пожал плечами:

— Как хотите.

— Я буду благодарен, если ты узнаешь, нет ли в городе кого-нибудь из моих друзей. Они могли бы помочь. Это лорд Дрейк, сэр Гарри Лидж, мистер Джервейс Армистон.

— Господи, вы знаете этого важного типа?

Джек хотел спросить, что Трэшер имел в виду, но в этот момент дверь позади них отворилась.

— Что, как вы думаете, вы делаете? — строго сказала Оливия.

Она стояла подбоченясь, со сверкающими глазами. На ней было другое платье, тоже закрытое, и неожиданно это его рассердило.

— Разве у нее не впечатляющий вид? — спросил он у Трэшера.

Трэшер кивнул:

— На редкость впечатляющий, как я погляжу.

— Не пытайтесь отвлечь меня, — заявила она, скрещивая руки на груди. — Джек, зачем ты встал?

— Я устал лежать, — сказал он, протестующе распрямляя спину. — Мне надо немного подвигаться.

Ему необходимо выбраться отсюда, но она и слышать об этом не хотела. Она уставилась на него своими мягкими карими глазами, и он растерял все свои мысли.

Весь день он говорил себе, что не имеет права желать ее. Одного взгляда на нее, одного слабого яблочного аромата было достаточно, чтобы он забывал обо всем. У него нет права, но, Боже, как ему хотелось обнять ее. Зарыться в нее и забыть свои страхи. Как ему хотелось сорвать с нее это ужасное платье и ощутить под своими ладонями ее незабываемое тело. Ему хотелось распустить ей волосы и увидеть, как они, словно живые, извиваются на ее обнаженной груди.

Ему следовало бы вырваться отсюда прежде, чем он погубит ее, но он знал, что не в силах сделать это.

Не обращая внимания на его состояние, она гордо, словно ангел-мститель, прошествовала в комнату.

— Тебе нужно лечь, пока не свалился.

Он смущенно ухмыльнулся.

— Мне нужна ванна, и я не думаю, что могу ждать дольше. От меня несет, Лив; я уверен, что ты это заметила.

— Я заметил, — оскорбленным тоном уверил их Трэшер. Джек дал ему подзатыльник.

— И без тебя тошно.

Оливия незаметно для себя приближалась к Джеку, но резко остановилась. Она сложила руки на уровне талии, как монашка, пусть и не в монашеском одеянии. Джек всем своим существом ощущал ее отчуждение.

— У людей в доме теперь, должно быть, появилось время, — сказала она чопорно. — Леди уехали в оперу. Я раздобуду для вас воды и одежду.

Он был уверен, что она не осознает последствий. Его мужественность устремлялась к ней, как компас к северу. Он покачал головой:

— Сидячая ванна или ничего. Если понадобится, я доберусь до реки. Я больше не могу выносить сам себя. Трэшер, спустись и скажи там.

Ливви не видела хитрой ухмылки, с которой Трэшер взглянул на Джека на своем пути к двери.

— Да-да, — согласилась она. — Прекрасно. Сидячая ванна. Все, что угодно, чтобы заставить тебя занять горизонтальное положение.

Тоже не очень удачная фраза. Джек содрогнулся от воспоминаний. Эти воспоминания заставили покраснеть и ее.

— Лив, — хрипло произнес он, — ты не подумала о самом простом способе заставить меня принять горизонтальное положение.

Она замерла, ее глаза расширились. Джек знал, что удар попал в цель. Хотелось бы ему воспользоваться этим в большей мере.

— Нет, пока ты не примешь ванну, — вырвалось у нее, и она наконец взяла его за руку.

— Ты в самом деле хочешь подождать? — спросил он, склоняясь к ней. — Мы не привыкли к такому.

Он снова почувствовал, что его слова подействовали на нее, и вдруг понял, что не вынесет жизни вдали от этой женщины. Она нужна ему, чтобы обрести память и чтобы не думать, будто он потерял все на свете.

И она ведь помнила. Он понял это по тому, как напряглось ее тело. Он видел это по тому, как начала гореть ее кожа.

Ее терзания заставляли его чувствовать себя негодяем. О чем он только думает?

Он думает, что ему страшно. Он пленник, пусть даже в его тюрьме чистые простыни и окно. Его держат в неизвестности, как неразумного ребенка, и так не может продолжаться.

Он позволил ей подвести его к стулу, мысленно продолжая молить о новой вспышке памяти, о том, чтобы вспомнилось хорошее. Чтобы всплывшее из памяти не походило на ходьбу по темным улицам и не имело привкуса несчастья.