на Липицком поле владимирский архиерей Симон должен был вместе с князем покинуть Владимир и отправиться в Городец Радилов, хотя едва ли его фигура была совершенно неприемлема для Константина Всеволодовича. Во всяком случае еще до решающего столкновения Симон посещал Ростов, в частности, он принимал участие в похоронах епископа Ростовского Пахомия [ПСРЛ, т. I: стб. 439], который, как и Симон, некоторое время был монахом Киево-Печерской обители («…черньчьсвтовавъ преже добре исправлено лет 5 в Печерьском манастыре…» [ПСРЛ, т. I: стб. 439]). Возможно, при этом Владимирский епископ выполнял и какое-то дипломатическое поручение Юрия, стремясь примирить враждовавших братьев. Это позволяет нам утверждать, что политическая позиция Симона в ходе развивавшегося по нарастающей конфликта Всеволодовичей была достаточно гибкой.

Но уже вскоре после Липицкой битвы братья сумели достигнуть соглашения: Юрий вернулся с берегов Волги, он получил в управление Суздаль и стал наследником великого княжения Владимирского. И вновь Симон сопровождал князя («Того же лета посла Костянтин Всеволодичь по брата своего Георгия на Городець, зова его к собе во Володимерь; он же прииде к нему с епископом своим Симоном и с боляры своими. Констянтин же урядися с на том: “По моем животе Володимерь тобе, а ныне поиди в Суздаль”» [ПСРЛ, т. XXV: 115]). Конечно, тогда не была закрыта и вновь образованная Владимирская епархия: решение таких вопросов находилось сугубо в юрисдикции митрополита, к тому же едва ли такой оборот дела мог прийтись по душе владимирцам (а Константин княжил именно во Владимире). Возможно, желание жителей великокняжеской области вернуть своего архиерея стало дополнительным побудительным мотивом для примирения братьев. Симон, таким образом, получил возможность вновь на практике вступить в управление собственной епархией. В 1218 г. Константин умер, Юрий стал великим князем, и уже через год после смерти старшего Всеволодовича во Владимирском Рождественском монастыре была освящена новая церковь [ПСРЛ, т. I: стб. 444] (напомним, что именно из этой обители вышел для принятия Владимирской кафедры Симон). При знаменательном событии присутствовал не только великий князь, но и его брат Ярослав. Был здесь и игумен монастыря Митрофан.

В 1226 г. Симон Владимирский скончался. Вместо него в 1227 г. был поставлен опять же выходец из Рождественского монастыря Митрофан. Очень любопытны обстоятельства его хиротонии. В ней принял непосредственное участие прибывший из Киева митрополит Кирилл, вместе с ним в таинстве участвовали четыре епископа [ПСРЛ, т. I: стб. 449].

Митрофану, как и его предшественнику на кафедре, придется достаточно активно участвовать в политической жизни. В 1229 г. на Руси чуть было не разгорелась новая усобица, которая могла стать еще более жестокой, чем предыдущее противостояние Всеволодовичей. До Ярослава Всеволодовича Переяславского вдруг дошла весть о том, что его старший брат и великий князь Юрий замышляет в отношении него нечто недоброе. Те же опасения разделяли и княжившие в Ростовской земле три их племянника – сыновья старшего сына Всеволода Большое Гнездо Константина: «Того же лета Ярославъ оусумнеся брата своего Юргя, слушая некыихъ льсти. И отлучи от Юргя Костянтиновичи 3 (троих. – Р. С.): Василька, Всеволода, Володимера, и мысляшеть противися Юргю, брату своему» [ПСРЛ, т. I: стб. 452]. Над Северо-Восточной Русью нависла угроза масштабной войны. Однако на этот раз все обошлось: 7 сентября 1229 г. князья собрались на съезд в Суздале и смогли разрешить все спорные вопросы полюбовно («Но Богъ не попусти лиху быти. Благоразумныи князь Юрги призва ихъ на снем в Суждаль, и исправивше все нелюбье межю собою») [ПСРЛ, т. I: стб. 452]. Это был канун Рождества Пресвятой Богородицы, а на следующий день князья встретили праздник у епископа Митрофана («праздьновавше Рождество Святыя Богородица оу священаго епископа Митрофана, бывше весели и одарены с мужи своими и розъехашася» [ПСРЛ, т. I: стб. 452]), и вряд ли мы ошибемся, полагая, что торжества проходили в Рождественском монастыре. Есть все основания утверждать, что Владимирский архиерей выступил посредником на этих переговорах, в ходе которых, вероятно, выяснилось, кто именно сеял вражду между князьями.

В тот же день, когда проходил «снем», то есть 7 сентября 1229 г., состоялся и суд над бывшим епископом Ростовским Кириллом, незадолго до того удалившимся по болезни в один из монастырей Суздаля. Роль третейского судьи была поручена Ярославу. Что ставилось в вину ушедшему на покой архиерею, нам неизвестно. Летопись сообщает лишь то, что он был обвинен «некакою тяжею», и о конкретном значении этой туманной формулировки остается только гадать. Впрочем, вполне логично сделать вывод, что именно от Кирилла исходили слухи о кознях великого князя Юрия, направленных против своей «братии», и что за распространение необоснованных предположений архиерей и поплатился. В пользу такой версии свидетельствует и то, что Ростовские князья были как раз среди тех, кто опасался измены от великого князя. После этого они, разумеется, не могли выступать в роли объективных судей, не мог этого сделать и Юрий, так как именно против него в первую очередь была направлена «лесть». Оставался Ярослав. Ему-то и был поручен «арбитраж».

Приговор Ярослава был суровым. Кирилл, считавшийся одним из самых богатых архиереев, полностью лишился своего имущества. Однако принял он это наказание со смирением Иова и решил постричься в схиму [ПСРЛ, т. I: стб. 452].

В следующем году по просьбе Константиновичей Митрофан отпустит на Ростовскую кафедру архимандрита Владимирского Рождественского монастыря, также носившего имя Кирилл [ПСРЛ, т. I: стб. 453]. Обратим внимание, что новый архиерей Ростова был выходцем из той же обители, в которой подвизались Симон и Митрофан Владимирские.

Не забывал Митрофан и о собственно внутрицерковных делах. В 1230 г. он в торжественной обстановке встречал тело убитого за год до этого в Волжской Булгарии за исповедание христианства «новаго мученика Христова» Авраамия. Святого предали земле в Княгинином монастыре Владимира [ПСРЛ, т. I: стб. 452–453]. В том же году «потщаныем священного епископа Митрофана» начата была роспись церковь Богородицы в Суздале [ПСРЛ, т. I: стб. 455].

В 1230 г. архиерею представилась еще одна возможность выступить в качестве посредника в княжеском политическом споре. На сей раз речь шла о противостоянии между Ярославом Всеволодовичем и Михаилом Всеволодовичем Черниговским, предметом которого был, скорее всего, Новгород. Видимо, Михаил нарушил крестное целование, когда решил вокняжиться в Новгороде, и вот теперь должна была начаться очередная усобица. Однако Черниговский князь не желал доводить дело до кровопролития. По его инициативе во Владимир прибыло весьма представительное посольство, возглавлял которое сам митрополит Кирилл. Его сопровождали епископ Черниговский Порфирий и игумен киевского монастыря Спаса на Берестове Петр Акерович. Для встречи делегации был вновь собран княжеский съезд, на котором присутствовали оба сына Всеволода Большое Гнездо и