Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он объявил о деле Сары через двадцать минут после того, как я сел, а судебный пристав привел ее в зал. В мешковатой тюремной робе моя сестра выглядела маленькой и хрупкой, и я подумал, что наручники и кандалы совершенно здесь не нужны. Она подошла к трибуне и уставилась в пол.
— Штат Теннесси против Сары Диллард, — объявил судья. Он посмотрел на Лизу Мейс, помощника окружного прокурора, и спросил. — Это сестра мистера Дилларда?
— Да, Ваша честь.
Я надеялся, что Гласс не будет использовать свою неприязнь ко мне в качестве причины для отклонения соглашения о признании вины и вынесения Саре более сурового приговора. Я занял свое место.
— Что она совершила на этот раз? — спросил Гласс.
— Она украла машину дочери Дилларда и ожерелье его жены, — сказала Мейс. — Она обменяла ожерелье на кокаин и разбила машину.
— Значит, она ворует без разбора, — заявил Гласс. — Она обкрадывают свою семью. Как у нее оказались ключи от машины? Она разбила стекло?
— Нет, Ваша честь. Насколько я понимаю, ее недавно выпустили из тюрьмы, и мистер Диллард приютил ее. Он пытался помочь ей. И она отплатила ему таким образом.
Я надеялся, что Гласс просто посмотрит ходатайство и не будет задавать вопросов. Это было самое распространенное соглашение. Каждый год он принимал их сотни.
— В этой форме для суда указано, что ей инкриминируются две кражи, — сказал Гласс. — Я прочитал предварительный отчет вчера вечером. Она ворует и употребляет наркотики почти двадцать лет. Почему вы согласны на слитие сроков?
— Мы согласились по просьбе жертвы, Ваша честь. Мы всегда так делаем.
— Вы имеете в виду, что мистер Диллард попросил, чтобы она отсидела только три года за то, что сделала? После всего, что она натворила?
— Да, сэр.
— Где он?
— Вероятно, где-то в здании суда.
— Ладно. Найдите и приведите его сюда. Я хочу поговорить с ним.
Я встал с пылающим лицом и пошел вперед.
— Я здесь, судья.
— Что ж, мистер Диллард, я рад, что вы смогли прийти после того, как умело манипулировали системой.
— Я ничем не манипулировал, — ответил я.
Лиза Мейс выглядела удивленной, увидев меня. Сара с надеждой посмотрела на меня. Я остановился справа от стола защиты.
— Я просто не хочу ее крови, судья. Это ее первое уголовное преступление.
— Первое обвинительное заключение за уголовное преступление, — возразил Гласс. — В прошлом ее трижды обвиняли в уголовных преступлениях, но все сводилось к мелким правонарушениям. Полагаю, мистер Диллард, вы не имели к этому никакого отношения, не так ли?
— Вы меня в чем-то обвиняете?
— Совершенно верно. Вы манипулировали правовой системой, чтобы добиться благосклонного отношения к члену вашей семьи.
— А разве вы не сделали бы то же самое?
— Думайте, что говорите, сэр! Я не намерен терпеть неуважение по отношению к себе.
— Окружной прокурор, адвокат и моя сестра, по-видимому, достигли соглашения, которое считают справедливым, — продолжил я. — Я не имею к этому никакого отношения. Единственное, что я сказал мисс Мейс, это то, что не собираюсь настаивать на максимальном наказании. Как сейчас обстоят дела, она и так просидит почти год.
— Мистер Диллард, позвольте мне задать вам вопрос, — сказал судья. — Если бы эта молодая женщина была вам совершенно незнакома и украла машину вашей дочери и драгоценности вашей жены, вы бы попросили меня о минимальном наказании? Особенно учитывая ее досье с прошлыми приводами? Скажите правду для разнообразия.
— Она не незнакомка, она моя сестра. Так что данный вопрос не имеет смысла, — ответил я. — Кроме того, я всегда говорю правду в зале суда. Проблема в том, что иногда вы не хотите ее слышать.
— Следите за своим тоном, мистер Диллард. Вы находитесь на грани обвинения в неуважении.
Его голос начал дрожать, верный признак того, что гнев сейчас затмит его разум.
— Судья, мой тон ничем не отличается от вашего, — ответил я. — Это слушание о принятии ходатайства моей сестры или о чем-то другом? Потому что, если это из-за вашей личной неприязни ко мне, возможно, вам следовало бы взять самоотвод с этого дела и позволить ей признать себя виновной перед беспристрастным судьей.
Гласс был хулиганом и, как все хулиганы, он был зол и смущен, когда кто-то противостоял ему. У него действительно была возможность посадить меня в тюрьму, но я был уверен, что не сделал ничего, чтобы заслужить это. Если бы он приказал арестовать меня, я бы унизил его в апелляционном суде.
— Не льстите себе, — сказал он. — Я сохраняю личную неприязнь к важным людям, и вы, безусловно, не входите в эту категорию.
— Хорошо, тогда давайте покончим с этим, — заметил я.
— Я не принимаю судебную сделку в таком виде, — заявил Гласс. — Она может ходатайствовать о двух последовательных трехлетних приговорах или двух одновременных шестилетних, или она может предстать перед судом. Она не покинет мой зал суда, если в тюрьме пробудет менее шести лет.
— Почему? — спросил я.
Это простое слово из шести букв было самым ненавистным у судей. Большинству из них не нравилось, что им необходимо давать объяснения. В конце концов, они были судьями. Они носили мантию и полагали, что эта мантия дает им возможность делать все, что хотят.
— Почему, Диллард? Почему? Потому что я так говорю. Потому что ваша сестра — отброс общества. Она не работает, не платит налоги, принимает наркотики, как пылесос, и ворует. Она расходует ресурсы общества и ее место в тюрьме. Если бы вы не хотели, чтобы она попала в тюрьму, то не следовало сообщать о ее преступлениях в полицию. Разве не вы позвонили в полицию?
Как бы мне было неприятно это признавать, он был прав. Когда я поднял трубку, то понял, что подвергаю Сару риску длительного тюремного заключения. В то время я хотел, чтобы ее посадили в тюрьму. Но мой гнев поутих, и я убедил себя, что то, на что она согласилась, было более чем достаточно.
— В чем дело, мистер Диллард? — спросил Гласс. — Кошка язык проглотила?
— Это дело между вами, окружным прокурором и ее адвокатом, — произнес я. — Я ухожу.
— Хорошего дня, — сказал Гласс.
Я повернулся и вышел за дверь, злой и униженный. Через час я позвонил Лизе Мейс, и она сообщила мне, что адвокат отвел Сару в дальний конец комнаты и объяснил ей, что, если она предстанет перед судом и будет обвинена, а судья Гласс может — и, вероятно, сделает именно это — приговорит ее к двенадцати годам тюрьмы.
— Она согласилась на шесть, — сказала Мейс. — Но судья ввел ее в курс дела, что это