Внутри шара или в моей голове не происходило ровным счетом ничего. Я поднял голову, и увидел, что гидраны все еще смотрят на меня.

Они переглянулись, прикоснулись к головам и состроили гримасы. Тот, кто был слева, сказал:

— Зачем она притащила сюда этого урода?

— Возможно затем, чтобы мы собственными глазами убедились, почему не стоит быть слишком дружелюбными с землянами, — хихикнул второй, ткнув первого локтем в бок. Они рассмеялись.

Через пару секунд я понял, что они говорят по-своему… и я их понимаю. Они разговаривали довольно громко. Смеялись надо мной, чтобы доказать себе, что они меня не боятся.

Я подумал немного еще, послушал, как они отпустили еще несколько замечаний, уложившихся в моем мозгу. И затем, очень осторожно, я произнес по-гидрански:

— Называйте меня как угодно. Только не думайте, что я вас не услышу.

Они замерли, с таким очевидным изумлением, словно я послал свою мысль в их мозги.

Мийа подошла к дверям.

— Кто это сказал? — Она посмотрела на меня. — Ты? — Она держала ребенка. Человека. Джеби. — Ты знаешь наш язык? — спросила она на языке гидранов.

— Уже около часа, — ответил я на ее языке, с удивлением обнаружив, что сказать это мне было проще, чем понять другого. — Завтра у меня будет получаться лучше. — Я выдавил улыбку, наблюдая, как становится непроницаемым ее лицо. Я говорил на языке гидранов, и мне казалось, что я сплю и вижу сны. — Это Джеби? — спросил я. Глаза Мийи следили за тем, как я подходил. Я замедлил шаги, приближаясь к ней и ребенку так осторожно, как только мог.

Джеби поднял голову с ее плеча, чтобы посмотреть на меня. Его глаза были широкими и темными — человеческими. Он был закутан в теплые свитера, вязаная шапочка натянута на уши, чтобы ему не было холодно. Его лицо было непонимающе мягким, но так выглядит любой маленький мальчик, оторванный ото сна. Я не мог заметить, чтобы с ним было что-то не так.

— Привет, Джеби, — улыбнулся я ему, и через мгновение тень улыбки коснулась и его лица. Он потер глаза. Мийа пододвинулась немного вперед, поднося ребенка ближе ко мне, и Джеби протянул руку, коснулся моего уха — сережки, которая была в нем, — и убрал руку. Летучая мышь стала кружиться над ним, издавая такие высокие звуки, что я еле слышал их. Он серьезно наблюдал за ее полетом.

Я взглянул на Мийю, ожидая встретить в ее глазах осуждение, но ее взгляд был подобен натянутой струне, что полностью выбило меня из колеи. Она ласково поцеловала Джеби в макушку и повернулась, унося его обратно в темную комнату.

На этот раз я последовал за ней. Меня не пытались остановить. Я стоял в дверях, пока она укладывала мальчика спать и поправляла на нем одеяло. Она села рядом с ним на пол, поглаживая малыша по голове.

— Я думал, Джеби не в порядке, — произнес я, — а он выглядит здоровым.

Она удивленно взглянула на меня. Когда ее внимание перенеслось с мальчика на меня, она в задумчивости убрала руку с его головы, но глаза призывали меня наблюдать за Джеби. Я увидел, как он скрючился под одеялом, его руки и ноги выворачивались, пока он не свернулся клубком. Он начал тонко и пронзительно плакать. Смотреть на него сейчас было очень тяжело, но я заставлял себя смотреть.

— Видишь? — спросила Мийа почти гневно. А затем мягко добавила: — Ты видишь.

Я кивнул, наконец-то опустив глаза к полу.

Плач прекратился, как только она повернулась к нему. Я представил себе, как она проникает в его мозг, одновременно гладя и успокаивая рукой. Потом она убрала руку. Мальчик лежал тихо, ровно дышал, засыпая. Мийа поднялась и направилась ко мне. Я отступил в большую комнату.

— Он выглядел… таким здоровым, — пробормотал я, и мне тяжело было видеть ее взгляд. Мийа прислонилась к стене, словно все вдруг стало стоить ей больших усилий. — Ты все делаешь за него? — спросил я, но это не было вопросом. — Без тебя…

Она смотрела в пространство, обхватив себя так, словно все еще держала Джеби.

— Без меня он не владеет своей периферийной нервной системой… Он заперт внутри себя.

— Он понимает, что происходит вокруг, если тебя нет? Он делал попытки узнать?

— Попытки были. — Мийа отошла от стены и пересекла комнату, несколько раз обернувшись на дверь. — Ему было очень сложно ощущать то, к чему он притрагивается, пока я не помогла ему свести все в общую картину. Когда он был со своими родителями… — Она полубессознательно прервала фразу и села на скамейку у стены, подобрав под себя ноги.

Я облегченно вздохнул, когда понял, что Мийа только что развеяла одно из сомнений, терзавших меня на том берегу реки: она не лгала мне. Она похитила Джеби не для того, чтобы причинить ему боль или убить.

Она вся сжалась, и долгое время сидела так, потом снова подняла голову:

— В конце концов он узнает их, сейчас, когда они с ним…

Я заметил, как она моргнула, взглянув на мужчин. Они неподвижно сидели на полу, скрестив ноги, и наблюдали за нами. Она снова говорила на стандарте и, я подозреваю, делала это не для моего удобства. Она была членом ДНО, мне не нужно было быть телепатом, чтобы понять это, и похитила Джеби, поскольку верила, что это поможет ее народу, хотя даже сейчас я не мог себе представить как.

Но так же ясно было то, что она не испытывает радости оттого, что предала людей, ребенка которых забрала, пусть они и относились к землянам. Я не стал давить ее вопросами, которые все еще не давали мне покоя. То, что я уже узнал, делало более легким ожидание ответов на них. Я бросил взгляд на комнату, где спал Джеби.

— Ему становится лучше?

Она выглядела удивленной, словно ожидала совсем другого вопроса.

— Ему лучше, лучше с тех пор как я стала заниматься с ним. Когда я работаю с ним, я помогаю ему раскрыть резервы своего мозга, каждый раз он узнает что-то новое. Когда-нибудь он должен научиться общаться самостоятельно. Он достаточно силен и многого хочет… — Она снова замолчала, кусая губы, словно внезапно осознала, как изменилось положение вещей и для него, и для нее.

Я вспомнил голограмму Джеби, ту, что показала мне его мать. Мийа была права, ему стало лучше, если считать подтверждением то, что я только что видел. Я посмотрел на лицо девушки, на нем ясно читались усталость и напряжение. Теперь я знал, чего стоила ей работа с ним… чего стоило ей принести его сюда. Я снова попытался понять: почему гидранка при всей ненависти к Федерации выполняет такую тяжелую работу, как помощь ребенку землян. У меня ничего не получилось — с равным успехом я мог бы попытаться читать ее мысли… или оторвать взгляд от ее лица, или поверить всему, что видел в ее глазах…

Я перевел взгляд на мужчин, все еще сидевших рядом у другого выхода из комнаты — возможно того, который ведет на улицу, судя по тому, как они наблюдали за ним. В комнате ничего не было, кроме циновки, на которой они сидели. Циновка была такая старая, что я не мог сказать, какого цвета она была изначально и был ли на ней сплошной узор, или же просто пятна; она вся была завалена мусором. Мы были где-то во Фриктауне, но, возможно, это была комната в Старом городе.