– На конный транспорт Земского союза в пути по дороге в Керинд напали курды. Есть убитые. Ранены заведующий транспортом Рысс и несколько санитаров.

Неприятно. Транспорт для перевозки больных и раненых был образцовый, а Рысса я очень любил… Темпераментный, энергичный, любитель приключений Илья Яковлевич Рысс ни за что не хотел сидеть в тылу. Рвался на фронт и просил дать ему самостоятельное и опасное дело. Дал. Рысс замерзал на перевалах, погибал от жажды на пустынных дорогах Персии; но ему везло – вывозил раненых и больных из забытых и опасных мест необъятного фронта, не теряя ни людей, ни имущества.

А теперь вот – сразу пять ранений.

Бледный, с забинтованной головой, руками и ногами, он пытался улыбаться.

– Ну что, Ильюша? Больно? Ничего, скоро поправитесь. Говорят, Вы мастерски отбивались от курдов. Сколько их было?

– Чертова куча. Человек пятьсот, – а нас пятьдесят. Проклятый дервиш. Перед выступлением в Керманшахе около двуколок вертелся какой-то дервиш. А потом исчез. Его видели во время нападения среди курдов. Он, вероятно, был послан для связи – курдами. Он и предупредил, он и двуколку указал – ту, где был денежный ящик…

Через пару недель Рысс ходил уже на костылях.

Его навестил Баратов и наградил Георгиевским крестом.

– Я уже совсем здоров, – говорил, прихрамывая, Илья Яковлевич, – разрешите ехать к транспорту.

К зиме шестнадцатого года общественные организации обслуживали все многообразные стороны жизни войск. От самого глубокого тыла, от Энзели, до передовых позиций и в ширину фронта от Сенне до Кума, и за Кум, мы раскинули сотни наших учреждений, поддерживая живую связь на этих огромных расстояниях автомобилями, конными, колесными и вьючными транспортами. У нас были госпиталя, амбулатории, аптеки, лаборатории, склады продуктовые, хозяйственные и медицинские, зуболечебные кабинеты, прививочные отряды, всевозможные мастерские, гаражи, бани, прачечные, хлебопекарни, питательные пункты, столовые, ночлежки и общежития, чайные, фельдшерские пункты, дезинфекционные отряды, обозы и транспорты. Всего не перечислить. Войска ценили работу общественных организаций и любили их. Командир корпуса неоднократно отмечал работу их в приказах[41] и награждал руководителей и сотрудников орденами. Вот выдержки из приказа генерала Баратова отдельному Кавказскому Кавалерийскому корпусу № 33 от 8 февраля 1918 г.

– Одновременно с нашим корпусом войсковым, пришел в Персию и работал на нашем фронте и с нами заодно, не покладая рук, и другой самоотверженный корпус Всероссийских общественных организаций – Красного Креста, Земского и Городского союзов, причем 25-й врачебно-питательный отряд Всероссийского земского союза всегда особенно горячо и отзывчиво шел навстречу всем моим требованиям, желаниям и нуждам войск корпуса, в святом деле помощи нашим раненым и больным воинам…

– Я до конца моей жизни всегда буду с любовью вспоминать, как перед началом каждой боевой операции никто из врачей, сестер и санитаров не хотел оставаться для работы в тылу, а все стремились в летучие отряды, как можно ближе к бою и опасностям, как можно ближе к нашим передовым бойцам; особенно рвались вперед наши самоотверженные сестрицы. Достойно особого внимания и признательности всех войск и чинов корпуса то обстоятельство, что этот прекрасный земский отряд умудрялся протягивать сеть своих учреждений и питательных пунктов на всю ширину и глубину расположения и движения войск корпуса, превосходящую все установленные обычные до сего времени нормы: от Энзели почти до самого Багдада. Отдельные летучки, перевязочные пункты, транспорты этого отряда неоднократно работали под действительным не только артиллерийским, но и ружейным огнем. Целый ряд раненых и погибших смертью славных на поле брани чинов отряда ярко свидетельствует о самоотверженном духе всего персонала славного Земского союза. Вечная память погибшим за родину труженикам! Честь и слава всем живым! Расставаясь в настоящее время со всеми светло-боевыми сотрудниками 25-го врачебно-питательного отряда Всероссийского земского союза, вследствие его расформирования, прошу всех земцев… принять от меня и от лица всех вверенных мне войск, нашего доблестного, родного корпуса великое, сердечное, русское спасибо, за самоотверженную работу на нашем многострадальном персидском фронте.

В самом начале шестнадцатого года наш гараж в Казвине разместился в церковной ограде походной корпусной церкви. Другого помещения найти не удавалось. Начальник гарнизона и заведующий расквартированием после долгих уговоров наконец согласились, чтобы автомобили поставили во дворе, а шоферы и канцелярия разместились в трех комнатах, смежных с церковью. Шоферы почти все были меннониты – скромные, трезвые и трудолюбивые. Автомобили привозили раненых и больных из Кума, Султан-Булаха, и наша работа уже начала пользоваться доброй славой.

Я только что приехал с передовых позиций и, сидя в одной из комнат гаража, занимался. В углу комнаты, где стояли походные койки, несколько шоферов вели оживленный разговор. Я услыхал громкий раскатистый смех. Посмотрел и увидел силуэты шоферов. Один рассказывал что-то особенно интересное и после каждой фразы заливался живым заразительным смехом. Я был утомлен, счета мои не сходились, нервничал. Я резко заметил:

– Прошу потише, мешаете заниматься, да к тому же рядом за дверью церковь.

Смех прекратился, и все замолчали. Мне стало сразу неловко. Зачем я так резко оборвал его? Я подошел к группе и возможно мягко объяснил мое поведение.

– Как ваша фамилия? – спросил я шофера, который так замечательно смеялся.

– Белянчиков. Извините, что я Вам помешал. – И, очень смущенный, он скомкал еще что-то, что хотел сказать.

* * *

С тех пор прошло семь лет. Мы много пережили вместе с Иваном Савельевичем Белянчиковым на Персидском фронте. Он стал мне близким, одним из самых близких на свете людей. Промчались бурные годы Гражданской войны; я оторвался от России и видел за все эти семь лет много разных разностей: и вещей и людей. Промелькнули портреты сотен и сотен людей, но неизменно благороден и целостен предо мною образ этого рабочего, борца, философа и замечательной души человека. Потом уже, когда мы сдружились, мы часто вспоминали с И.С. сцену нашего первого знакомства в доме корпусной церкви.

* * *

Выше среднего роста, под сорок, блондин с голубыми глазами, в сапогах и в неизменно черной кожаной куртке, Белянчиков уже через полгода по приезде в Персию был одним из самых популярных людей на фронте.

Он исколесил огромные пространства, сделав на автомобиле свыше ста тысяч верст. Его «форды» ходили по невероятным дорогам и забирались туда, куда не всегда рисковали ездить повозки, двуколки.

Он управлял машиной с геометрической точностью, шутя преодолевая высокие подъемы, снежные заносы, непролазную грязь, стремительные реки, канавы, – словом, все естественные свойства персидских дорог. Он был энергичен, неутомим и мужественен.