Достав из сумочки телефон, я взглянула на экран. Нажав на иконку «Сообщения», я принялась просматривать те, что получила от Мартина. Приглашения на ужин, назначенные встречи. Тексты, пришедшие на следующее утро, интимного содержания. В которых было написано то, что мы не могли сказать друг другу в глаза.

«Я хочу попробовать твою киску на вкус».

Мартин просил, чтобы я удалила их все до единого. Но я не могла этого сделать. Я не хотела удалять нашу историю. Я не желала делать вид, будто нас не существовало.

Закрыв глаза, я попыталась успокоиться, мыслить последовательно и логично, как поступала тогда, когда работала над материалами дела. Если я добралась до своей квартиры лишь к двум часам ночи, значит, в баре я просидела, скорее всего, вплоть до самого закрытия. Затем я попыталась представить себе хронологию событий, происходивших в доме в ту ночь. Случился ли у Мартина и Донны мгновенный секс? Начали ли они трахаться сразу же после того, как закрыли за собой дверь, счастливые, слегка хмельные и не замечающие ничего вокруг, особенно того, что за ними наблюдала я? Постепенно ко мне стали возвращаться обрывки воспоминаний о той ночи. После того как они вошли в дом, Донна не сразу опустила жалюзи. Это означало, что у них обошлось без страстных сцен в коридоре. «В отличие от того первого вечера, когда я впервые переступила порог квартиры Мартина на верхнем этаже», – подумала я, но торжество мое было недолгим.

Нет, здесь имело место не такое скоропалительное и куда более утонченное соблазнение. Я представила, как Донна открывает бутылку вина, опускается на софу и сбрасывает с ног туфли, они разговаривают и смеются, вспоминая прежние времена и общих знакомых.

Пожалуй, она встала, чтобы долить себе вина, и он последовал за ней. Я вообразила, как они входят на кухню, это выставочное пространство, в котором есть полка для кларета и шкафчик для столового хрусталя. Я буквально видела, как она выбирает вино, поглаживая бутылку своими длинными пальцами художника, предлагая ему, и в этот миг Мартин должен был поддаться порыву, который сдерживал весь вечер. Скорее всего, он поцеловал ее в шею и задрал ей платье сзади.

К этому времени оба забыли о вине. «Идем в постель», – прошептала она, и он подхватил ее на руки, легкую как перышко, и понес в главную спальню, их комнату, место, в котором они сотни раз занимались любовью прежде. Тогда и сейчас.

Мартин говорил, что ушел от нее в час ночи, но этого я уже не помнила. Скорее всего, в это время я уже возвращалась обратно, к себе в Ислингтон. Я не помнила ничего, кроме того, как опустились ставни и мягкий свет стал насмехаться надо мной.

Я оглянулась на барменшу, размышляя о том, не спросить ли у нее, не она ли работала за стойкой в ту ночь. Должны ли сотрудники выводить наружу страдающих от неразделенной любви пьяниц и запихивать их в такси? Вела ли я себя шумно и вызывающе или же тихонько сидела и размазывала сопли у окна?

Мне хотелось знать, не запомнил ли меня кто-либо в пабе, но мне вдруг стало страшно спрашивать об этом.

Дыхание вновь участилось, и я поняла, что ничего не могу с этим поделать.

Меня начала душить тревога, эмоции грозили захлестнуть меня с головой, словно во время сплава по горной реке, но я не могла спрыгнуть с плота на берег.

– Желаете повторить?

Рядом стояла барменша, убирая со столика опустевший бокал.

На мгновение я лишилась дара речи, и она успокаивающим жестом положила мне руку на плечо.

– С вами все в порядке, милочка? – спросила она, и ее голос вернул меня к реальности.

– Да. Просто немного кружится голова, – кивнула я.

– Сейчас я принесу вам воды, – сказала она. – Кухня уже не работает, но, если желаете, у нас еще остались картофельные чипсы за стойкой. Скорее всего, у вас проблемы с уровнем сахара.

Она наполнила кружку водой из крана позади барной стойки и принесла ее мне на столик.

– Наблюдаете за тем цирком? – поинтересовалась девушка, протягивая мне бокал.

– А что там происходит? – с самым невинным видом осведомилась я.

– Пропала та самая леди, которая там живет. Репортеры весь день снуют туда-сюда.

– Жена банкира? Я читала об этом. Она что же, живет на этой улице?

Барменша кивнула.

– Я часто видела ее здесь. Красивая женщина, похожа на модель. Надеюсь, что с ней все в порядке.

За воду я была ей благодарна, в отличие от ее замечания о том, как выглядит Донна, от которого я вдруг показалась себе маленькой серой мышкой.

Одним глотком осушив бокал, я поняла, что видела достаточно, что больше ничего не вспомню о событиях ночи минувшего понедельника и что мне пора отправляться домой.

Но, заметив, как из дома Донны вышла поисковая собака, я осознала, что не могу сидеть сложа руки и ничего не делать. Я никогда не страдала особой застенчивостью, не оставалась на вечеринках без кавалера, и роль жертвы была мне ненавистна. Только сила воли и твердость духа заставили меня перебраться из нашего дома ленточной застройки в Аккрингтоне в общество Чарльза Напьера и Вивьен Мак-Кензи, к верхушке среднего класса, в мир белых воротничков. Я просто не могла отойти в сторону и позволить полиции, экспертам-криминалистам и средствам массовой информации спустить всех собак на Мартина. Я должна быть рядом с ним и помочь ему. Ведь одного взгляда на дом Донны мне хватило, чтобы понять: все эти люди, которые пытаются найти ее, указывают пальцем на Мартина и обвиняют его. Я должна помочь ему и действовать без промедления.

Я снова взяла в руки телефон, надеясь увидеть сообщение от Мартина. Мне нужно было убедиться в том, что ему задали для проформы несколько пустяковых вопросов, прежде чем отпустить домой.

Но не было ничего, ни пропущенных звонков, ни непрочитанных текстовых сообщений. И тогда, вместо того чтобы убрать телефон обратно в сумку, я отправила сообщение Филу Робертсону, прося его приехать как можно быстрее.

Фил жил неподалеку отсюда, в Бэттерси, так что уже через двадцать минут я увидела, как он притормозил на своем мотоцикле у тротуара прямо напротив паба.

– А ты быстро, – сказала я, помахав ему рукой.

– Мою глухомань не зря называют Маленьким Челси, – улыбнулся он, придвигая себе стул.

Мы оба знали, что квартира Фила расположена бесконечно далеко от этого района юго-западного Лондона, с его особняками и авеню. Я никогда не бывала у него дома, но могла легко представить эту арендуемую жилплощадь на две спальни. Он неоднократно жаловался, что является даже не арендатором, а квартирантом. Это произошло из-за сложного и запутанного развода, в результате чего его неверная супруга осталась в фамильном доме с их шестилетней дочерью, в то время как ему приходилось платить семьсот фунтов в месяц одному типу по имени Шон за поднаем двух комнат в районе автобусной станции Куинстаун.

– Я думал, что ты пригласила меня на кофе, но теперь вижу, что у тебя тут целый наблюдательный пост, – сказал он, приподняв бровь.