Я стала мудрее и сильнее и чувствовала за собой способность вести Уолтера по жизни по своему усмотрению.

– Чартли – очень милое место, – сказала я ему, – но разве ты не видишь, что наши дочери выросли?

– Я заметил. Сколько сейчас Пенелопе?

– Ты должен был бы помнить возраст своей первой дочери. Ей четырнадцать.

– Слишком молода для замужества.

– Но не слишком молода, чтобы мы начали подыскивать ей подходящую партию. Я бы хотела, чтобы она удачно вышла замуж, и, желательно, была обручена.

Уолтер признал мою правоту.

– Я очень расположена к Филипу Сидни, – продолжала я. – Он гостил у нас, когда я принимала королеву в Чартли, и они с Пенелопой чувствовали симпатию друг к другу. Это хорошо, когда девушка знает своего будущего мужа, прежде чем вступит в брак.

И опять Уолтер согласился со мной и сказал, что Филип Сидни – прекрасная пара для нашей дочери.

– Как племянник Лейстера он найдет понимание и участие королевы, – сказал он. – Она все так же любит Дадли, насколько я понял.

– Да, он все еще фаворит королевы.

– Здесь, правда, есть одно сомнение. Если королева выйдет замуж за иностранного принца, я сомневаюсь, что Лейстер удержится при дворе, и тогда ее симпатии к родственникам Лейстера много уменьшатся.

– Неужели ты думаешь, что она когда-нибудь выйдет замуж?

– Ее министры пытаются уговорить ее на это. Отсутствие наследника становится все более насущной проблемой. В случае смерти королевы начнутся распри, а это всегда – несчастье для страны. Она обязана оставить наследника.

– Но она слишком стара для рождения первенца, хотя никто не осмелится сказать ей это.

– Она все еще может родить наследника.

Я громко рассмеялась, внезапно восхищенная одной мыслью, что я на восемь лет моложе королевы.

– Что тут смешного? – удивился Уолтер.

– Ты смешон. Ты был бы уже в Тауэре, обвиненный в измене, если бы она слышала тебя.

О, как он мне надоел! С Робертом у меня были лишь краткие реплики при встрече.

– Это невыносимо, – шептал он мне.

– Я не могу удрать от Уолтера, а ты не можешь приехать в Дюрхэм Хауз.

– Я могу попытаться.

– Дорогой мой Роберт, вряд ли ты согласишься делить с нами постель. Даже Уолтер тогда заподозрит что-нибудь.

Как бы ни была я огорчена и раздосадована, я была довольна, что Роберт раздосадован еще более.

– Ну что ж, Роберт, – сказала я, – ты ведь волшебник. Я жду волшебства.

Что-то нужно было предпринимать, потому что я предполагала, что вновь случилось неизбежное: кто-то – я так и не выяснила кто – нашептал Уолтеру, что в его отсутствие Роберт Дадли принимал живейшее участие в жизни его жены.

Уолтер отказался верить этому, но не в отношении Роберта, а в отношении меня. До чего же наивным он был! Я бы уладила дело с Уолтером, однако у Роберта оказалось множество смертельных врагов, которые стремились не столько навредить семейству Эссексов, сколько выбить у Роберта почву из-под ног и навсегда опорочить его перед королевой.

В один из вечеров Уолтер вошел в спальню с очень суровым лицом.

– Я услышал очень серьезные обвинения, – объявил он.

Сердце мое бешено заколотилось, так как я, действительно, была виновна, однако у меня хватило сил спокойно спросить:

– Обвинения – в чем?

– В твоей связи с Лейстером.

Глаза мои широко распахнулись: я надеялась, что выгляжу невинно.

– Что ты имеешь в виду, Уолтер?

– Я услышал, что ты – его любовница.

– Кто мог сказать такое?

– Я пообещал источнику информации держать его имя в секрете.

– И ты веришь этому секретному информатору?

– Я бы не поверил этому в отношении тебя, Леттис, но репутация Дадли далека от невинной.

– Даже в таком случае ты не должен верить этому в отношении Дадли, если веришь мне. – «Дурак!» – подумала я про себя и решила, что атака будет лучшим средством обороны. – А я должна сказать, что оскорблена твоей манерой узнавать о поведении жены, встречаясь с грязными людишками по углам.

– Я не верю этому, Леттис. Его, должно быть, видели с кем-то еще.

– Но ты, наверняка, подозреваешь меня, – обвинила я его, намеренно разжигая злобу к Уолтеру. Это оказалось наиболее эффективно, ибо бедняга Уолтер уже готов был просить прощения.

– Не совсем. Я хотел бы, чтобы ты сама сказала мне, что это – чистая ложь. Я вызову на дуэль человека, который осмелился донести эту ложь.

– Уолтер, – сказала я, – ты же знаешь, что это – ложь. И я знаю это. Если ты устроишь из этого шум, то все дойдет до ушей королевы, и она обвинит тебя. Ты же знаешь, она не потерпит, чтобы ей говорили плохо о Роберте Дадли.

Он молчал, но, по выражению его лица, я поняла, что мои доводы попали прямо в цель.

– Мне жаль любую женщину, которая связана с ним, – проговорил, наконец, Уолтер.

– Мне тоже, – парировала я.

Но волнение мое не улеглось. Я должна была сказать Роберту, что произошло. Это было трудно. Нужно было выискивать возможность, а так как Роберт также искал такой возможности, совместными усилиями мы все же нашли ее.

– Я схожу с ума, – сказал Роберт. Я отвечала:

– Есть кое-что, что сведет тебя с ума окончательно. – И я рассказала ему все.

– Кто-то проговорился, – отвечал Роберт. – Теперь заговорят о том, что твоя болезнь – последствие твоего избавления от ребенка.

– Кто бы это мог быть?

– Дорогая моя Леттис, за нами шпионят и следят те, кому мы более всего доверяем.

– Если это дойдет до ушей Уолтера… – начала было я.

– Вот если это дойдет до королевы, тогда нам придется поволноваться, – с досадой сказал Роберт.

– Что же нам делать?

– Предоставь это мне. Мы с тобой собираемся пожениться. Остальное будет обеспечено. Но нужно преодолеть много препятствий.

Я поняла, как много усилий он прилагает для осуществления этого, лишь тогда, когда пришло Уолтеру распоряжение от королевы посетить ее по поводу, не терпящему отлагательств. Когда после визита к королеве он вернулся домой, я с нетерпением ждала его.

– Что там было? – спросила я.

– Это сумасшествие, – раздраженно ответил он. – Она не желает понять. Приказала мне вернуться в Ирландию.

Я очень постаралась не показать радости и облегчения. То была, несомненно, работа Роберта.

– Она предложила мне пост маршала Ирландии.