Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марина отрицательно качнула головой, ответила на его поцелуй и, выскользнув из объятий, открыла калитку.
— Пока.
— Я жду тебя.
Гриша был дома. Он тоже завтракал на веранде, которая была поменьше, чем у адмирала, но гораздо наряднее и такой чистой, словно ее скребли с утра до вечера. Брат показался ей похудевшим, но выглядел прекрасно в свои сорок четыре. Ни малейшего намека на лысину, никакого живота. Подтянутый, высокий. Волосы с проседью. И глаза какие-то другие. Молодые, что ли. Он крепко обнял и расцеловал Марину.
— Ну наконец-то! Я так рад тебя видеть. Повзрослела, похорошела! Совсем взрослая дама. Сколько же мы не виделись?
— Два года!
— Да, время летит. Но, хоть ты и дама, всыпал бы тебе по одному месту! Ты куда вчера пропала? Мобильный вне зоны. Что хочешь, то и думай! Я всю ночь не спал. Ждал, вдруг позвонишь, а я не услышу. Случилось что?
— Прости, Гришенька. Так получилось. Я же сказала, что приеду, как только смогу.
— Я даже Людке позвонил. Говорит: она к тебе поехала.
— Зачем ты еще и ее дергал?
— Я ведь переживаю, сестренка! Ты в чужом городе. В Питере полно отморозков! Нельзя так.
— Ну, прости еще раз. Ничего плохого со мной не случилось.
— Да, вижу уж, — улыбнулся брат, присаживаясь снова за стол. — Садись. Эмма Витальевна! — крикнул он в комнаты.
Эмма Витальевна оказалась худой седовласой женщиной без возраста. Ей можно было дать и пятьдесят, и семьдесят лет.
— Вот, познакомьтесь, моя сестра Марина, — произнес он и, к ее удивлению, привстал.
— Эмма Витальевна. — Женщина протянула руку и строго оглядела Марину. — Кофе будете?
— С удовольствием.
— Ну, рассказывай, сестренка, — сказал Гриша, когда хозяйка, налив им кофе, скрылась в комнатах. — Как там наши, как мама? Что у тебя нового?
— Мама ногу подвернула. Не сильно. Потому я вместо нее и приехала. Папа все на работе пропадает. Разрабатывает какой-то новый прибор. Ну, что еще? О том, что я разошлась с Валерой, ты знаешь.
— Знаю и не очень огорчаюсь. Он мне никогда не нравился. Ты достойна лучшего. Кстати, что за парень тебя провожал?
— Ты что, видел?
— Да уж, прости. Я все утро в окно выглядываю. А с этого места, — привстал он, — черешню хорошо видно. — Он улыбнулся.
Марина покраснела.
— Я тебя не осуждаю. Дело молодое!
— Еще тебе меня осуждать! — Она сразу повернула разговор в нужное русло. — Если бы ты не сбежал от жены, мне не пришлось бы мчаться в Питер, слезы ей утирать.
— А что вы так всполошились? Я семью на произвол судьбы не бросаю и от детей не отказываюсь.
— Но она маме позвонила, нажаловалась, запричитала. Мама — в нервы. Ты же ее знаешь. Стала бегать как сумасшедшая, магазины скупать, вот ногу и подвернула.
— Зачем магазины-то скупать? — не понял Гриша. — Дети мои ни в чем не нуждаются.
— Да это я увидела, когда приехала. Но Людка такого наговорила! Мама решила, что они с голоду пухнут!
— Ох, пухнут! — засмеялся брат. — Ты видела, как Людмила распухла? И Аленка в нее будет.
— Но мама этого не знала! Я и денег привезла — Мишке на учебу.
— Зачем? У Людмилы есть счет в банке. Я сам открыл. И кладу туда деньги регулярно. Только слежу, чтобы она снимала ровно столько, сколько требуется в месяц на семью, а не истратила все сразу на новую шубу. Она еще та транжирка! Сколько ни привози — все мало!
— Но она сказала, что ты уходишь из флота. И теперь будешь меньше зарабатывать.
— Господи! Ну и человек! Ее-то какое дело? Да сейчас у нее в банке столько, что хватит на учебу и Мишке, и Алене. Еще и останется. А что касается флота, то — да. Это был последний рейс. Уезжаю я.
— Куда?
— В Италию.
— В Италию? Я сегодня уже второй раз слышу об этой волшебной стране, — улыбнулась Марина. — Что-то тебя, брат, под старость в путешествия потянуло.
— Наоборот, сестричка. Всю жизнь путешествовал, а теперь хочу наконец нормально пожить: своим домом, с любимой женщиной.
— Она итальянка?
— Нет. Русская. Но живет в Италии. Знаешь, Маринка, я, похоже, впервые в жизни по-настоящему полюбил.
— А как же с Людой?
— С Людой все решено. Документы на развод я еще до того, как в рейс уйти, подал. На днях разведемся и уеду.
— Что она за женщина? Та, в Италии?
— Прекрасная женщина. Переводчица. Разведена. Живет с сыном. Молодая, твоего возраста. У нее уже есть вид на жительство. Если мы сразу зарегистрируем брак, я смогу легально работать.
— А где ты будешь там работать?
— Есть где. Мы уже все обсудили, просчитали. Думаю, со временем я буду зарабатывать намного больше, чем до сих пор.
— Свое дело откроете?
— Собираемся. У нее есть связи, сбережения. У меня тоже есть деньги… Да не в этом дело! Знаешь, я никогда не мог даже представить, что так бывает!
— Но с Людой у вас же тоже когда-то было…
— Так не было. Я вообще женился на ней только потому, что она забеременела. Не хотел поступать, как… В общем, ты понимаешь…
— Да, — вздохнула Марина и одобряюще улыбнулась. — Понимаю. Несмотря ни на что, я рада за тебя, Гриша. Любить — это большое счастье! Ты знаешь, мне показалось, что Миша и Алена не очень расстроены.
Брат кивнул и потянулся за сигаретами.
— Я с ними еще полгода назад поговорил, все объяснил, чтобы мать потом не переврала. Кажется, они меня поняли. Мы всегда были с ними друзьями, проблемы отцов и детей между нами не существовало. Я ведь мало дома-то бывал. А как приедешь на несколько месяцев, хочется не кричать да воспитывать, а лишь любить их. С Людой только ради детей и жил. У нее на редкость склочный характер.
— Но она любит тебя.
— Да никого она не любит, кроме себя! У нее и дети на втором месте после себя любимой! Вот почему она вам позвонила? Я ведь все ей честно объяснил! Я люблю другую женщину и не могу жить на два дома. Хотя для моряка такая жизнь — дело привычное. Но меня она не устраивает.
— А Люду устроило бы.
— Правильно, потому что ей не семья нужна, а видимость семьи! Ты нашу квартиру видела? Музей! Все, что подороже, в дом притащила! Барахла — в шкаф не помещается. А все ноет! Все мало.
— Ты знаешь, она такой стол к моему приезду накрыла, что я решила, точно — денег ни копейки. Артистка!
— Ну, за эти художества она получит.
— Ой, не надо, Гриш! А то получится, что я жаловалась. И остановилась я у нее!