Женя удивленно взглянула на старика.

– Не удивляйся, дочка. Принято у нас так. Ни одну могилку не оставлять без присмотра. Даже совсем старые не бросаем, ухаживаем за ними. Ведь был человек, а потом не стало его, в землю лёг. А может, ему на том свете одиноко, может, он смотрит сверху да видит, что кто-то его на этой земле ещё помнит, и лучше его душе там делается.

Жене вдруг стало стыдно. Она уже больше года не была на могиле отца. Не верила она в загробную жизнь и в то, что мертвым важны их могилы. Скорее они были нужны живым, чтобы помнить.

– Так вот, – продолжал дед Терентий. – Женщина эта пожилая, но с огненными волосами, как у молодой, подошла к Марьиной могилке, увидела цветы, и лицо ее перекосило такой ненавистью, что меня в пот бросило. А потом она цветы-то эти ногами раскидала и на могилу плюнула. «Змея», – говорит. Отец мой как раз вышел из-за склепа, он там лишние ветки обрезал. Увидел, что дамочка та натворила и начал было возмущаться, прикрикнул на неё, но тут же осекся. Уставился на нее и говорит: «Анна! Стромова! Ты ли?» А она даже не взглянула в его сторону, только ещё раз с ненавистью глянула на могилу и пошла прочь. Страшная была женщина. У меня тогда от страха сердце в пятки ушло. Не удивлюсь, что это она молодую барышню Орлову и порешила в 17-м году. Столько в ней было ненависти.

Дед Терентий замолчал, погрузившись в воспоминания.

– Знаете, – вдруг прервал тишину Фёдор Иванович. – А я ведь тоже видел эту даму. Вот ты сейчас описал ее, Терентий, и я вспомнил один интересный случай. Было это в 1996 году. Тогда как раз старое здание усадьбы начали помаленьку восстанавливать, везде велись ремонтные работы. Мы же начинали практически с нуля – до такого запустения дошло имение. Хорошо, что были старые гравюры да картины, по которым можно было составить представление о былом ее убранстве. Наш ректор и богач этот, что деньги давал, мечтали восстановить как можно больше помещений в соответствии с их былой красотой. И нужно сказать, нам это удалось. Вот музейные комнаты, библиотека, кабинет декана, актовый зал, – во всех этих комнатах восстановили их прежний вид.

– Опять ты за своё, старый дурень, – усмехнулся дед Терентий. – Ты уже пять тысяч раз вещал о том, как ты там по лесам скакал туда-сюда. Жене, небось, тоже все уши прожужжал. Ты давай не отходи от основного. Про Стромову расскажи.

– Да-да. Так вот, я тогда вместе с архитектором и дизайнером во всем этом активное участие принимал. Скакал по лесам, как Терентий говорит, – засмеялся Фёдор Иванович. – И вот в какой-то день подходит ко мне женщина лет шестидесяти и говорит: «Можно мы с семьёй осмотрим усадьбу?». Я говорю, что тут смотреть, ремонт же кругом, пыль вон висит столбом. Приезжайте, говорю, через полгодика, мы как раз все работы закончим, будет любо-дорого посмотреть. А женщина эта и говорит: «Видите ли, моя мама очень стара, ей почти 100 лет, она, того и гляди, умрет. Ей перед смертью хочется посмотреть ещё разок на Отрадное, ведь она здесь в молодости жила». В общем, уговорила она меня. И я с ними ходил и осматривал помещения. Дама эта, что со мной разговаривала, не представилась, хоть я и неоднократно спросил их имена. Была она вот такая же сухощавая, как сейчас Терентий говорил, и тоже с рыжими волосами. А мамаша ее, столетняя старуха, мне очень хорошо запомнилась. Она была похожа на мумию, вся высохшая, кожа словно пергамент, волосы седые, но с ещё хорошо видимой рыжиной, и тоже заплетены в косы, уложенные пучком на затылке. Нос заострившийся, как у всех стариков. Но больше всего мне запомнились ее глаза. В них как будто плескалась злоба и ненависть ко всему вокруг. Несмотря на свой возраст, старуха эта передвигалась сама, опираясь на трость. Я думаю, это она и была, Анна Стромова. Очень уж похожа по описанию на даму, что Терентий на кладбище встретил. И дочка очень на неё похожа, только на фоне старухи она казалась бледной ее копией.

Боже мой, неужели и правда эта Анна Стромова, убийца, приезжала в те годы в Отрадное?

– Ещё с ними был мальчик лет двенадцати – четырнадцати…

– Мальчик? – вскрикнула Женя.

– Да, кажется, он был сын вот той старухи, что помладше. Хотя он ей во внуки годился.

– А почему вы решили, что он приходился ей сыном?

– А она его все время звала «сыночком». Сыночек, не ходи туда. Сыночек, не бегай. Сыночек, осторожней, не упади.

– А имя этого сына вы не запомнили? – с надеждой в голосе спросила Женя.

– Нет, Женя. Не звали эти женщины его по имени. Я же везде с ними ходил, показывал, что мы уже успели восстановить. Мне было интересно пообщаться с той старухой, узнать, каково это было, жить здесь в те далекие годы. Но старуха была неразговорчива. Молча ходила из комнаты в комнату, гладила костлявыми пальцами стены или старинную мебель, что нам удалось найти. Ах да! Вспомнил. Старуха эта звала мальчонку «орлёнком» и говорила очень странные вещи.

– Какие вещи, Фёдор Иванович?

– Да что-то вроде того: «Вот смотри, орленок, что они с твоим наследством сделали! Все уничтожили, обоев, краски на стенах и той не осталось. Все, ироды, по кускам растащили. А ведь это все тебе должно принадлежать. Смотри, орленок, смотри и запоминай. Придёт день, и станешь ты орлом, и все себе вернёшь. Отомстишь за отнятое!»

– Господи! – прошептала Женя.

– Хоть убей, не знаю, что она имела в виду. Видимо, совсем умом тронулась. Шутка ли, дожить до ста лет! В общем, ходили они долго, все смотрели, смотрели. Ну так потом и уехали, и больше я их не видел. Но старуху эту крепко запомнил. Страшная женщина. Злая.

– Фёдор Иванович, а мальчик этот, что с ними был, он их по именам называл?

– Не припомню, Женя. Хотя, вроде бы, старуху он пару раз назвал бабушкой Аней…

Значит, всё-таки не ошибался Фёдор Иванович, и это действительно была Анна Стромова!

– А мальчик этот, вы его запомнили? Какой он был?

– Да какой? Обычный мальчишка, подросток, ничем особо не выделялся, не чета бабке.

– А волосы? Тоже рыжие?

– А вот нет Женя, не рыжие. Русые были волосы, ну, может, чуток на солнце отливали рыжиной. Я ещё, помню, подумал. Мать рыжая, как огонь, бабка, хоть и поседела, но тоже, видимо, была рыжая, а он совсем другой. Видимо, в отца пошёл.

Какая неудача. Подумала Женя. Был бы он рыжий, у них прибавилось бы шансов найти на факультете человека с такими волосами. Хотя кто сказал, что тот мальчик имеет какое-то отношение к нынешним убийствам?

Они ещё немного посидели, за окном начало вечереть. Женя взглянула на часы. Был уже пятый час! Целый день провела она со стариками! Пора было собираться домой. Зимой темнеет рано, а от одной мысли оказаться в этих местах в сумерки Жене становилось не по себе.

– Фёдор Иванович, дедушка Терентий, спасибо вам огромное за все, что вы мне рассказали. Пора мне ехать.

– Твоя правда, дочка, а то скоро совсем стемнеет, – сказал дед Терентий вставая.

– Я тебя провожу до остановки, Женя, – поднялся и Фёдор Иванович.