Поняв, что дальнейшие препирательства бесполезны, Казанова обратился к судебному исполнителю, и тот пояснил ему, что для освобождения требуется залог в двадцать гиней.

Необходимый залог был найден, Казанову освободили, и он пошел домой, как он сам потом выразился, «смеясь над своими неудачами».

Понимая, что он уже ничего не изменит в этом продажном городе, Казанова купил попугая и научил его произносить фразу: «Шарпийон — еще большая шлюха, чем ее мамаша». После этого он поручил своему слуге несколько раз в день гулять с птицей по самым людным местам Лондона, и очень скоро над словами попугая уже смеялась вся английская столица.

Шарпийон со своей матерью пригрозили снова подать на него в суд, но выяснилось, что попугая нельзя осудить за оскорбление личности, а чтобы привлечь ее хозяина, нужны были два свидетеля, которые подтвердили бы, что это именно он научил птицу таким словам. Как мы уже поняли, лжесвидетелей в Лондоне было хоть отбавляй, но всем им надо было платить, а на это ни у Шарпийон, ни у ее мамаши уже не было средств.

В середине марта 1764 года Казанова покинул Лондон. Он потом еще долго переживал историю с Шарпийон. Конечно, женщины нередко отказывали ему, но никто и никогда не издевался над ним так жестоко и в такой изощренной форме.

На континент Казанова прибыл в самом жалком состоянии: без денег, с уязвленным самолюбием и с потерянной верой в свою неотразимость. По сути, он превратился в жалкое подобие самого себя годичной давности.

«Я закончил жить и начал умирать», — написал потом Казанова. Сказано, пожалуй, излишне драматично, но с тех пор Фортуна и в самом деле перестала одаривать его своей лучезарной улыбкой. Факт исторический: Казанове после унижения от Шарпийон уже не удавалось проворачивать такие грандиозные авантюры, как организация лотереи во Франции или «перерождение» престарелой маркизы д’Юрфе.

Король предложил мне место наставника в кадетском корпусе для дворянских недорослей из Померании, недавно им учрежденном.

Джакомо Казанова

Летом 1764 года через Ганновер и Брауншвейг Казанова прибыл в Берлин и остановился на постоялом дворе «У трех линий», что на Постштрассе. Это заведение, бывшее тогда в большой моде, содержалось одной француженкой, которую звали мадам Рюфен.

Свой первый визит Казанова нанес Джованни-Антонио Кальцабиджи, который был младшим братом того, с которым Казанова в 1757 году основал в Париже лотерею. Он устраивал лотерею в Брюсселе, но разорился и был объявлен банкротом. Принужденный бежать, он приехал в Берлин с женой, которую все называли генеральшей де Ламот, так как до него она была женой генерала Антуана Дюрю де Ламота.

В Берлине Джованни-Антонио Кальцабиджи был представлен Фридриху Великому, как раз искавшему человека «с идеями», чтобы поправить государственные финансы, разоренные Семилетней войной. Королю понравился проект Кальцабиджи, он учредил лотерею в целом государстве и сделал итальянца государственным секретарем. Кальцабиджи обещал королю ежегодный доход в двести тысяч талеров, а сам должен был получать десять процентов от сбора. Первый тираж состоялся 31 августа 1763 года, и все шло хорошо в течение двух лет. Кальцабиджи был счастлив в тиражах, но король, предполагавший, что несчастливый тираж весьма возможен и рано или поздно наступит, вдруг объявил, что оставляет лотерею.

Кальцабиджи узнал об этом в тот самый день, когда к нему пришел Казанова.

— Я в большом затруднении, — сказал он. — Его Величество требует, чтобы я известил публику о том, что им было решено, а это значит — объявить о моем разорении.

— А вы не можете продолжать лотерею без королевской поддержки? — поинтересовался Казанова.

— Для этого необходимо найти два миллиона талеров.

— Это трудное дело, почти невозможное. А что если король возьмет назад свое решение?

— Я знаю вашу ловкость, господин Казанова, и хочу спросить, не возьметесь ли вы за это трудное дело?

— Я понимаю, как это трудно, и не надеюсь на успех.

— А я, наоборот, рассчитываю на успех, помня ваши прежние подвиги. Не вы ли сумели убедить всех в Париже?

— Я предпочел бы убеждать двадцать французов, чем одного короля Пруссии. И к тому же, что отвечать королю, который говорит, что боится? Все затруднение в этом.

— Если вы справитесь с этим затруднением, я обещаю вам две тысячи талеров в год.

Предложение было весьма заманчиво, и Казанова пообещал Кальцабиджи заняться этим делом. Последний королевский тираж был назначен на следующий день, и венецианец рассчитывал воспользоваться результатом тиража как аргументом в пользу продолжения лотереи. Но, к сожелению, именно в этом тираже устроители лотереи потеряли двадцать тысяч талеров. Казанова узнал, что король, услышав эту новость, сказал, что считает себя счастливым правителем, ибо потеря была ничтожна по сравнению с тем, какой она могла бы быть.

Казанова, найдя несчастного Кальцабиджи в полном отчаянии, постарался приободрить его, и для этого сказал, что лорд Кейт, любимец короля, «милорд маршал», как его называли, обещал принять его вечером.

Лорд-маршал Шотландии Джордж Кейт, с которым Казанова познакомился в свое время в Париже, принял его с распростертыми объятиями и спросил, намеревается ли он поселиться в Берлине.

Этот человек родился в 1693 году и был шотландским дворянином, имевшим наследственное право на маршальский жезл в Шотландии. Он служил под начальством герцога Мальборо, но после смерти в 1714 году королевы Анны из династии Стюартов, когда на трон вступил Георг I из Ганноверской династии, он высказался за претендента из Стюартов, был подвергнут опале и заочно приговорен к смерти. После этого он бежал на материк, жил в Испании и Венеции, а с 1747 года — в Берлине, где стал близким другом Фридриха Великого.

— Моим величайшим счастьем было бы, — сказал Казанова, — служить столь великому монарху, и в этом деле я рассчитываю на вашу поддержку.

— Моя поддержка, — усмехнулся лорд Кейт, — может быть, будет не столько полезна, сколько вредна. Его Величество никому не доверяет. Он хочет все видеть сам и обо всем судить сам. Случается даже, что он находит удивительные качества у лиц, к которым общественное мнение относится весьма строго. Напишите просто королю, что имеете честь просить у него аудиенции. При этом, если хотите, скажите ему, что я вас знаю. Его Величество, конечно, станет меня спрашивать о вас, но вы же не сомневаетесь в моей дружбе?

— И в вашей благосклонности тоже, милорд, — учтиво поклонился Казанова. — Но подумайте только, как могу осмелиться я, лицо совершенно ему неизвестное, просить аудиенции у самого короля? Это дерзко и даже бесстыдно, и мне, в лучшем случае, просто не ответят.

— Его Величество всегда отвечает всем, даже последнему из своих подданных. Делайте, что я вам говорю. Король живет теперь в Сан-Суси.