Казанова вскоре забыл об этой встрече, но девочка запомнила его и теперь решила не упускать: ведь если господин тогда был так щедр «просто так», то сколько же можно было поиметь с него сейчас, если взяться за дело с умом…

Ей было семнадцать лет. Ее бабушка Катарина Бруннер, дочь пастора, была родом из Берна и взяла себе фамилию своего любовника, от которого имела четырех дочерей. Так она стала Катариной Аугшпургер, ее дочь — Розой-Элизабет Аугшпургер, а внучка, то есть девушка, о которой идет речь, — Марианной Аугшпургер по прозвищу Шарпийон. В 1759 году она приехала в Лондон и стала кормить себя и всю семью своими прелестями.

Надо сказать, что она обладала поистине ангельской внешностью. Волосы у нее были русые, глаза — голубые, а кожа — белоснежная. Грудь ее, хотя и небольшая по размерам, отличалась совершенством формы, а походка была уверенная и исполненная достоинства. Любой, кто видел ее впервые, был уверен, что перед ними сама чистота и невинность. Но впечатление это было обманчивым.

Едва увидев Казанову, она воскликнула:

— Как, вы в Лондоне уже давно, и мы смогли увидеться только сейчас!

После этого она пригласила его на обед в свой дом. Там он сразу узнал ее мать (бывшую куртизанку, а проще говоря — ту еще потаскуху). Скоро пришли бабушка Катарина, тетки и некий тип по имени Анж Гудар, которого Казанова знал по Парижу. Официально он считался писателем, но на самом деле был бессовестным авантюристом, готовым на все, лишь бы раздобыть денег.

Компания показалась Казанове дурной, но он не смог удалиться. А два дня спустя Шарпийон пришла к нему, чтобы поговорить, как она выразилась, «о деле». Казанова должен занять ее тетке сто золотых гиней на шесть лет, чтобы та могла изготовить и наладить продажу разработанного ею «эликсира жизни».

Вечером Казанова сказал прекрасной Шарпийон, что сто гиней для ее тетки готовы, а потом попытался овладеть ей, но напрасно. Она оттолкнула его и со смехом сказала:

— Вы никогда не сможете взять меня ни деньгами, ни силой.

Казанова не особенно и расстроился. Подумаешь, недотрога… Он был уверен, что через пару недель и не вспомнит о ней. Однако рано утром к нему пришла за обещанной сотней гиней тетка Шарпийон и заявила:

— Моя племянница — всего лишь ребенок, но у нее нежное сердце. Она вас любит. Она сама мне об этом сказала, но она боится, что ваше чувство — это всего лишь каприз.

— И вы можете доказать мне, что это правда? — спросил удивленный Казанова.

— Конечно. Я провожу вас к ней, и, поверьте, вы не вернетесь домой неудовлетворенным.

Эти слова заставили Казанову вскочить. А вот следующие слова вообще разожгли в его душе пламя.

— Моя племянница сейчас принимает ванну. Я про вожу вас до ее комнаты, и она сама скажет, что она хочет.

— В комнате, где она принимает ванну? — взволнованно переспросил Казанова. — Вы не обманываете меня?

— Нет, конечно, следуйте за мной.

Потом она привела его домой и буквально втолкнула в комнату, где сидела в ванне обнаженная Шарпийон. Она гневно закричала, чтобы он вышел. Но он стал пожирать ее взглядами и не подчинился. Зрелище, надо сказать, было великолепное…

Как-то раз к Казанове зашел Анж Гудар. Шесть месяцев тому назад он представил Шарпийон Франческо Морозини, послу из Венеции, и тот нанял ей меблированный дом, платил пятьдесят гиней в месяц, а когда проводил с ней ночь, еще и оплачивал ужин. В награду Анж Гудар получил от ее матери расписку о том, что после отъезда Морозини Шарпийон подарит ему ночь. Рассказав все это, Анж Гудар показал Казанове эту расписку.

После этого Казанова попросил передать Розе-Элизабет Аугшпургер, что он готов дать сто гиней за ночь с ее дочерью. На следующее утро прибежала возмущенная Шарпийон и обрушила на Казанову страшные упреки, которые, по сути, сводились к одному — он принимает ее за проститутку…

Казанова же сказал, что любит ее. Он и в самом деле совершенно потерял голову от желания, и это было видно невооруженным взглядом. В ответ Шарпийон заявила, что тоже может полюбить его, но для этого он должен четырнадцать дней подряд ухаживать за ней и приходить каждый день.

Напрасно Казанова умолял ее хотя бы об одном поцелуе, четырнадцать дней подряд осыпая предмет своей безумной страсти дорогими подарками. Шарпийон просто издевалась над ним, играя с ним в кошки-мышки. Она буквально изводила влюбленного в нее Казанову, то распаляя его, то удаляясь. Наконец, она пригласила его к себе, и в ее комнате он увидел постель, устроенную прямо на полу. Мать пожелала ему доброй ночи и спросила, не хочет ли он оплатить обещанные сто гиней вперед.

Когда мать ушла, Шарпийон разделась и потушила свечи. Он обнял ее, но она лежала, скрестив руки и ноги, склонив голову к груди и замотавшись в ночную рубашку. Казанова умолял ее, проклинал, пытался бороться, катал ее, как мешок, разорвал ее ночную рубашку, но так ничего и не добился. «Она сопротивлялась мне целых три часа», — написал он впоследствии, и это была чистая правда. Разъяренный и возмущенный Казанова ушел домой, дав себе слово немедленно забыть неприступную и вероломную красавицу. Впрочем, нетрудно догадаться, что этого не произошло, и наш герой, словно завороженный, был и дальше готов плясать под дудку распутной девчонки, стоило той лишь наиграть на ней первые несколько нот «чарующей мелодии любви».

Несколько дней потом Казанова лежал больным. Шарпийон писала ему, что она тоже больна и что он должен встретиться с ней еще раз. Пришел сводник Анж Гудар и рассказал, что вся семья ломает голову над тем, как Казанове подступиться к Шарпийон снова.

Наконец, пришла и она сама, в первый раз подставила ему щеку для поцелуя, но он этим гордо пренебрег. Тогда она обнажила себя до пояса, будто показывая следы его дурного обращения. Она была так хороша, что Казанова вмиг забыл обо всех своих решениях, а когда он распалился и потянулся к ней, она резко прикрылась и сказала, что очень виновата перед ним.

Казанова назвал ее подлым дьявольским созданием и велел ей уйти, но она просила выслушать ее. Смысл того, что она ему после этого выдала, сводился к тому, что она готова принадлежать ему на тех же условиях, что и с господином Морозини.

Каким же дураком показал себя тогда Казанова! Возможно, любовь и делает кого-то весьма ловким, но вот умных она порой делает совершенными глупцами. Он нашел дом в Челси, снял его, заплатил матери Шарпийон сто гиней. Они даже провели одну ночь вместе, но она вновь отказала ему, сославшись на временные физиологические причины. Все его усилия так и не смогли сломить ее сопротивления, и лишь под утро он понял, что она вновь его обманула. Вне себя от ярости, он дал ей пощечину и пнул ногой, после чего она упала на пол. Из носа у нее потекла кровь. На шум прибежал хозяин дома, и она стала что-то говорить ему по-английски…

Казанова пошел к себе домой и двадцать четыре часа пролежал в постели. Он презирал самого себя и никого не желал видеть. Немного придя в себя, он написал Шарпийон письмо, в котором в изысканных, но достаточно жестких выражениях потребовал вернуть ему его деньги. Вместо ответа к нему прибыл Анж Гудар и заявил, что девушка готова на все, но лишь в том случае, если он лично явится к ней и попросит…