В девяностых Володин дорос до вице-губернатора. Потом избрался в Госдуму. Когда Аяцков ушел, он был одним из наиболее вероятных претендентов на губернаторский пост.

– Если бы тогда он стал губернатором, наверное, у нас был бы один из лучших регионов России, – считает миллиардер Леонид Писной. – Все войны бы прекратились, система выстроилась бы под одного человека, это был бы второй Александр Ткачев (губернатор Краснодарского края. – «РР»). Я не знаю, что помешало Путину назначить Вацлава, они были тогда в прекрасных отношениях. Но Володин проиграл: губернатором стал бывший директор Балаковской АЭС Павел Ипатов, для которого это назначение было скорее компромиссом, чем достижением: он тогда метил на должность главы Минатома. Павел Леонидович – нормальный мужик, но слишком обидчивый, не умеет держать удар, и опять же, чем отличается Саратовская область от мирного атома, он более или менее начал понимать только к концу своего первого срока. За это время Володин при помощи партийных механизмов успел выстроить в регионе мощную систему влияния – на мой взгляд, не созидательную, а разрушительную. Есть у него одно негативное качество: он не может смириться с тем, что на «его территории» что-нибудь хорошее происходит без его участия. Он действует здесь, как НАТО на Балканах, – поддерживает постоянное состояние кризиса и пытается им управлять. Вот только кризис, похоже, становится уже неуправляемым.

Одним из ключевых инструментов партийной системы власти стал пришедший на смену севшему Юрию Аксененко новый глава города Олег Грищенко. Тот самый, который не знает, где находится вторая Гусельская улица. К тому времени уже произошла реформа местного самоуправления и муниципалитеты по всей стране стали двуглавыми. Официальным главой города считается избранный из числа депутатов председатель Гордумы (Грищенко), но фактически исполнительной властью рулит так называемый сити-менеджер, которого выбирают депутаты. Одни считают, что это было сделано, чтобы, сохранив видимость демократических процедур, фактически отсечь народ от выборов. Другие полагают, что это такой способ защиты от дурака. Впрочем, саратовский опыт последних пяти лет показывает, что даже при руководящей роли партии эта защита не работает. По крайней мере из четырех сити-менеджеров, с которыми пришлось сотрудничать Олегу Грищенко, трое были навязаны не только городу – они были навязаны сами себе.

– С этих пор градоначальники в нашем регионе стали не появляться, а всплывать, – закуривает очередную сигарету Леонид Писной. – Сначала назначили Колю Романова из команды мэра города Энгельса Михаила Лысенко. Это был, пожалуй, лучший мэр за двадцать лет, но партия начала грузить его выборами, а он не политик, он хозяйственник – пришлось его уйти. Потом всплыл Сережа Тульский. Неплохой мужик, грамотный коммунальщик, но человек очень грузный и инертный. Иногда на заседаниях он просто засыпал. Два года назад запустили новый партийный проект – Славу Сомова. Выплыл он буквально за неделю, из города Воронежа, где возглавлял Воронежрегионгаз. Возглавлял хорошо, грамотно, но жизнь газовика и жизнь главы огромного города – это совсем разные жизни, другой стиль работы. Когда Вацлав представлял Сомова, даже послушный Грищенко высказал робкое предположение: может, не надо?

Венцом двухлетнего правления «человека из Воронежа» стали его слова, произнесенные этой зимой и услышанные мной в самых разных здешних кабинетах: «Да, я понимаю, что для города я страшная обуза. Мне иногда самому хочется застрелиться. Но уйти я не могу, буду сидеть здесь, пока велит "Единая Россия"». Веление партии ослабло, как только губернатора Павла Ипатова вопреки ожиданиям назначили на второй срок. Непревзойденный тактик Володин, который хотел поставить в области своего человека, снова потерпел стратегическое поражение.

– Я не знаю, читал ли он Ницше, но действует Вацлав именно по его рецепту: если хочешь быть значимой единицей, ставь после себя побольше нулей, – считает Вячеслав Мальцев. – Он везде, где может, назначает людей послушных, но слабых. В результате элита в городе обескровлена. Володин держит ситуацию под контролем, но этот контроль абсолютно бесплодный. Нельзя все время опираться на мышей, рано или поздно они все провалят. А в Саратове мыши – это уже особый политический класс. На партийном повиновении здесь сделано столько карьер, что они плодятся с бешеной скоростью.

Этот «мышиный» культ «Единой России» в одних кругах компенсируется бешеной ненавистью в других. Политический климат становится резко континентальным. Самое смешное, что обе эти силы представлены официальными единороссами.

Но чем больше слушаешь этот плач о «партийном беспределе», тем настойчивее напрашивается встречный вопрос: что же это за местная элита такая, что ее так легко победить при помощи мелких грызунов? И все больше хочется забыть про политику и погрузиться в более отвлеченные материи – местную психологию, культуру, менталитет.

Танцы после ядерного взрыва

Там, где есть война, всегда есть место эмиграции. Накануне отъезда в Саратов я побывал на встрече молодежного крыла саратовского землячества в Москве. В «Сквот-кафе» пришли человек сорок вполне состоявшихся людей: главные редакторы журналов, писатели, музыканты, юрисконсульты. Смотрели сквозь слезы документальный фильм «Один день в Саратове» 1974 года, собирали пожертвования на помощь родине, вспоминали о ней в потерянном прошедшем времени. Один в один атмосфера собраний белой эмиграции: приступы ностальгии, гордость за то, что тебе удалось спастись, и горький привкус непоправимости.

Состояние наиболее амбициозной саратовской молодежи действительно можно определить сегодня одним коротким словом: бегство. Я снова на проспекте Кирова, сижу на лавочке со стройной девушкой Полиной Дормидонтовой, она рассказывает мне историю шоу-группы «Сандэй», в которой когда-то начинала свою танцевальную карьеру. Группа недавно распалась из-за обстоятельств непреодолимой силы: почти все разъехались.

– Нас было десять человек. Сегодня в городе остались трое, – рассказывает Полина. – Сережа каким-то чудом смог устроиться в банк, Леша раскрутил свой небольшой бизнес, а у меня просто родители обеспеченные, а то бы я тоже уехала.

Идем дальше. Эля танцует и преподает в Москве танец живота, Лера сделала карьеру в головном офисе «Билайна», Марина вышла замуж за сотрудника журнала «Русский репортер», Дашка стала большим мастером йоги и ведет семинары по всему миру, Оля вышла замуж в Питер, Леха стал актером, снялся в сериале «Апостол», у него куча новых предложений, Андрей работал на подтанцовке у Жанны Фриске, а теперь открыл в Москве свою танцевальную школу. Даже муж Полины, от которого ей досталась такая замечательная фамилия, бывший диджей, уехал в Москву, работает там музыкальным редактором на одном из центральных телеканалов.

– Полина, но ведь люди танцующие отличаются повышенной мобильностью. Может, история «Сандэй» – не показатель?

– Давай возьмем моих однокурсников. Там разъехавшихся еще больше. Остались процентов десять. А когда учились, все говорили: «Да ну, зачем нам эта Москва?»

Когда Полина начинает объяснять, почему молодежь бежит из города, я снова вспоминаю Дагестан. Если ты не вышел национальностью, если у тебя нет влиятельной семьи, если ты не вписан ни в какой клан, тебе нет места под солнцем. Зато ты приезжаешь в столицу «на бодряках», ты заряжен на успех, ты готов всех порвать. Наверное, если бы саратовские были чуть посмуглее и говорили с акцентом, в Москве их путали бы с лицами кавказской национальности.