– Вся эта конференция – и так сплошная дискуссия об экономических прогнозах. Я решил, что кофе важнее.

– Мне нравятся ваши приоритеты. Кстати, интересная идея насчет стоянки кораблей у побережья Малайзии.

– Вы не против, если мы поговорим о чем угодно, кроме экономического кризиса? – спросил он.

– Вовсе нет. Я подумываю сочинить какой-нибудь повод и уйти завтра пораньше.

– Как, вы разве не наслаждаетесь атмосферой еле сдерживаемой паники?

– Катастрофы утомляют. Вам не кажется? Да, сначала все очень драматично: «Господи, экономика разваливается, из моего банка изъяли все вклады, он рухнул буквально за день, его поглотил JPMorgan Chase», и так продолжается и дальше, каждую неделю что-нибудь разваливается, и в какой-то момент…

– Я понимаю, о чем вы говорите, – сказал Леон. – Лично меня настораживает удивление, с которым вокруг говорят о кризисе в индустрии, все как будто шокированы.

– Да, все так, сегодня один из наших коллег, не буду называть имен, отвел меня в сторону и сказал: «Я просто не могу поверить, что происходит с нашей отраслью, а ты?» Я пытаюсь быть терпеливой с такими людьми, правда пытаюсь, но я не выдержала и спросила: что тебя так сильно удивляет? Давай разберемся. Во что именно ты не можешь поверить? В то, что люди не хотят покупать товары, когда экономика рушится, или в то, что люди не хотят перевозить товары, которые никто не покупает?

– Предсказуемый итог и так далее. – Внезапно Леон вспомнил, что ему звонила бухгалтер, и машинально проверил телефон. Она снова звонила десять минут назад. – Извините, – сказал он, – видимо, мне придется перезвонить.

– Если меня не будет за обедом, значит, мне удалось сбежать.

– Буду мысленно за вас болеть, – сказал он, поднимаясь с дивана, и побрел к стеклянной стене холла навстречу телефонному звонку, который разделит его жизнь на до и после.

– Я думаю, вы еще не слышали новости, – сказала бухгалтер, – иначе вы бы мне уже позвонили.

– Какие новости? Что случилось?

– Так вы не слышали?

– Судя по всему, нет.

Она никогда ему не нравилась. «Немного похожа на робота, – вспомнил он слова Миранды, когда попросил ее порекомендовать ему бухгалтера, – но лучший специалист из тех, с кем я работала. Она рассматривает ситуацию со всех сторон». Только вот какой смысл был в том, чтобы нанимать лучшего бухгалтера и в итоге проигнорировать ее советы и хранить все свои сбережения в одном-единственном инвестиционном фонде?

– Леон, – она заговорила совсем не как робот, а как глубоко потрясенный человек; неожиданно он понял, что она передавала ему новость, которую ей совершенно не хотелось ему сообщать, – Алкайтиса сегодня утром арестовали.

– Что? – Он неуклюже плюхнулся на ближайший диван и уперся взглядом в насыпь за стеклом, красный гравий с вкраплениями кактусов под ослепительно-голубым небом. – Прости, вы сказали… что?

– Об этом говорят во всех новостях, – продолжила она. – Он был аферистом. Все это было мошенничеством.

– Все это… вы о чем?

– Это было мошенничество, – сказала бухгалтер.

– Что вы имеете в виду? Все деньги, которые я инвестировал, то есть они?..

– Леон, мне жаль, но ваши деньги не инвестировали.

– Не может быть. Мне выплачивали огромные проценты, мы жили на них, мы…

– Леон.

– Я не понимаю, – сказал он. – Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Я говорю о том, что Алкайтис построил финансовую пирамиду, – объяснила она. – Он не инвестировал деньги, которые вы ему перевели. Он их украл. Отчеты о ваших счетах подделывали.

– Что это значит? – спросил он, хотя заранее знал ответ.

– Ваших денег больше нет, – осторожно сказала она.

– Всех?

– Леон, они были фикцией. Все было фикцией. И проценты… – Она не стала добавлять «я вам говорила, звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой», потому что в этом не было нужды. Они оба помнили тот разговор. Как он мог быть настолько глуп? Он уставился в небо, чувствуя, как в груди сперло дыхание. Он не помнил, как именно закончил разговор с бухгалтером, но, очевидно, уже положил трубку, потому что теперь читал в телефоне новости об утреннем аресте Алкайтиса в его доме в Гринвиче, о крахе схемы Понци, когда слишком много инвесторов решили отозвать вклады, о грядущих новых арестах, о расследовании КЦБ и ФБР, а где-то в пучине тем временем потонули пенсионные накопления Леона, или, вернее сказать, призрак его накоплений рассеялся как дым.

– Это не катастрофа, – бормотал он себе под нос. Время снова совершило скачок; теперь он не смотрел в телефон, а стоял у стеклянной стены. Судя по всему, дискуссия об экономических прогнозах закончилась: его коллеги вывалились в коридор и стали осаждать кофемашины, их голоса слились в один гул. Ему надо было уйти. Он пересек равнины из серых ковров и спустился вниз на эскалаторе, прошел через нижний холл, мимо казино, пока не выбрался наружу, в разреженный воздух зимней пустыни. На тротуаре толпились люди и медленно передвигались туристы. Почему конференцию руководителей судоходной отрасли проводили в городе-пустыне? Потому что в Лас-Вегасе можно было дешево снять номер в отеле. Потому что пустыня – это море. «Это не катастрофа, – твердил он про себя, – мы не останемся в нищете». Он мог сказать, что его ограбили, и был бы в целом прав, но, с другой стороны, дело обстояло так: он встретил Алкайтиса в баре отеля, Алкайтис объяснил ему инвестиционную схему, Леон ее не понял, но все равно отдал Алкайтису свои сбережения. Он не стал настаивать на подробных объяснениях. Таков характерный изъян рода человеческого: мы готовы рисковать чем угодно, только бы не показаться глупыми. Казалось, в стратегии есть определенная логика, пускай даже точная схема действий – опционы «пут» и «колл», удержание позиции, конверсия – ускользала от его понимания. «Послушайте, – сказал Алкайтис своим самым теплым и располагающим тоном, – я бы мог все очень подробно объяснить, но я думаю, вы поняли суть, к тому же прибыль говорит сама за себя». Действительно, Леон и сам видел ровную колонку цифр, которая будто взывала к его потаенной жажде вселенского порядка.

Мимо прошла пара танцовщиц, девушки лет восемнадцати-девятнадцати в одинаковых костюмах, с тяжелыми шлемами из перьев в руках и уставшими лицами под толстым слоем косметики. Не настоящие танцовщицы, просто девушки, которые позировали с туристами на улице за деньги. Он прошел мимо мужчин и женщин средних лет в красных футболках с надписью «Девушки в номере через 20 минут», которые раздавали листовки, – вероятно, в них содержалась точно такая же информация. У них был отрешенный взгляд, и они выглядели потрепанными жизнью – хотя, возможно, Леону показалось? Он был уверен, что ему не показалось. Он вошел в лобби первого попавшегося отеля, только бы не идти по тротуару. Он подумал о тех девушках: если их можно было вызвать за двадцать минут, наверное, они уже стояли где-то здесь, на улице, и ждали. В голове у него возникла картина: девушки сидят в номере отеля, воздух пропах сигаретным дымом и духами, они уставились в телефоны, нюхают кокаин в ванной, обсуждают вопросы, которые обычно обсуждают «девушки за двадцать минут», ждут, считают часы и деньги, надеются, что новый клиент не будет психопатом. От подобных мыслей ему стало очень грустно. Он мог прожить и без пенсионных накоплений. В его стране никто никогда не умирает от голода. Просто один образ будущего только что растворился, и на смену ему пришел другой. Он все еще был здоров. Они могли продать дом. Он нашел мягкую скамейку вдалеке от людей, рядом со входом в казино при отеле, и позвонил жене.