Для транснациональных корпораций эта ловушка еще опаснее. Точка зрения тех, кто в совершенстве владеет английским (или другим доминирующим языком), может оказывать влияние на людей, для которых этот язык неродной.

Однако данная точка зрения или позиция может быть абсолютно неверной. Принятое решение, возможно, будет самым неудачным из всех возможных, если только участники совещания не потратят время на поиск и обдумывание альтернатив.

Это серьезная ошибка – позволить ловушке вербального интеллекта в такой степени влиять на принятие решения. Она ведет к результатам, далеким от оптимальных, и такие действия гораздо ближе к подходу постепенных улучшений, чем к триангулярному мышлению.

Симптомы синдрома группового мышления обычно проявляются в тот момент, когда истекло примерно две трети отведенного на совещание времени. Понимая, что время уходит, группа начинает объединяться вокруг определенной точки зрения или позиции. Начинает проявляться шаблонное мышление.

С этого момента любая альтернативная точка зрения или любое возражение считаются бесполезными. Поэтому даже самые удачные мысли могут остаться невысказанными из-за боязни, что их автора посчитают «уклонистом», затягивающим дело и стремящимся продлить совещание до бесконечности.

Эта болезнь проявляется разгромом любой идеи, которая не до конца развита и не умеет как следует себя защитить.

Что произойдет, если прозвучавшая на совещании идея на 80 % верна и на 20 % ошибочна? Один или несколько участников совещания с радостью – а иногда и со злорадством – сосредоточатся на этих неверных 20 %. Об ошибках будет сказано столько, что всю идею отвергнут как абсолютную чушь – автоматически возникнет предположение, что остальные 80 % тоже ошибочны.

Очень скоро люди поймут опасность выдвижения идей. Более того, если идею примут, но она не принесет успеха на практике, ее автора всегда будут ассоциировать с неудачной идеей. И чем грандиознее окажется провал, тем глупее будут считать автора идеи. Вместо того чтобы выступать на собрании в роли «адвоката дьявола», указывая на ошибки, почему бы не стать «адвокатом ангела», объясняя достоинства выдвинутой идеи? Нужно обращаться с идеями, как с семенами: сначала помещать в горшочки для рассады, затем в теплицу, чтобы они подросли и набрались сил, и только затем подвергать суровым испытаниям в открытом грунте.

Другой вариант поведения – относиться к неудачной идее как к промаху, а не как к ошибке. Иногда нужно один или два раза промахнуться, чтобы отрегулировать и настроить прицел.

Симптомом этой болезни выступает тенденция одной и той же группы, собирающейся регулярно, все больше склоняться к мнению, которое исповедует большинство. Если большинство отличается консервативными взглядами, и только несколько человек способны пойти на риск, со временем консерватизм всей группы усиливается, и в результате происходит укрепление позиций подхода постепенных улучшений.

Бытует ошибочное мнение, что в итоге группа приходит к чему-то среднему. На самом же деле группа начинает игнорировать мнение меньшинства. Меньшинство чувствует это и перестает высказываться. Те, кто составляют большинство, постепенно укрепляются в уверенности, что их точка зрения является правильной.

Так, например, группа людей с умеренно левыми взглядами со временем становится крайне левой – в гораздо большей степени, чем каждый из входящих в нее людей.

Другими словами, без внешнего вмешательства группа с ограничивающей установкой, встречающаяся регулярно, в результате совещаний все больше укрепляется в своей ограничивающей установке.

Симптомы этой болезни состоят в поляризации мнений и спорах вокруг двух альтернативных вариантов, тогда как лучшим решением может быть третий. В этой ситуации время и способности тратятся на ораторское искусство по поддержке одного решения или критике другого. Участники совещания стремятся найти примеры и случаи из жизни в поддержку одного или другого варианта. Часто побеждает тот, кому удается быстрее отыскать нужную информацию или привести яркий пример, даже несмотря на то, что глубокий анализ выявит преимущество другого варианта, не говоря уже о достоинствах оставшихся за чертой обсуждения третьего или даже четвертого вариантов.

Один из симптомов болезни конформизма[21] – желание поладить с остальными участниками совещания, проявить себя хорошим командным игроком. В результате люди не торопятся излагать новые факты или альтернативные точки зрения. Более того, высказав альтернативную точку зрения один раз или дважды, они предпочитают воздерживаться от подобных действий в дальнейшем – даже если речь идет о более важном вопросе – из-за страха, что их посчитают склочными.

Симптомы этой болезни включают опасения проявить свое незнание предмета. Кроме того, это может быть страх почувствовать себя уязвимым, который проявляется в нежелании признавать превосходство идей, высказанных другими. В результате отвергаются все попытки более глубокого анализа выдвинутых идей.

При этой болезни политические интриги на совещаниях превращаются в норму. Все, что говорится на совещании, находится под сильным влиянием позиции отдельного человека или подразделения. Политика также влияет на то, что не говорится. Значение имеет не только содержание, но и обстоятельства: кто это сказал, кому, против кого направлены его слова. Такая ситуация мешает в полной мере использовать способности и знания участников совещания.

Какие ощущения у вас возникли? Вы не почувствовали глубокой неудовлетворенности привычными совещаниями и желания с большей пользой потратить свое время и свой талант? Вам не стало стыдно за то, что совещания, в которых вы участвовали, страдают одной – или даже несколькими – из перечисленных выше болезней? Вы действительно хотите тратить на них свое время и свою жизнь?

Второй источник бесполезной деятельности – служебные записки. Некоторые из них – меньшинство – просто великолепны, но в целом они отнимают непропорционально много времени и сил. Существуют гораздо более эффективные способы применения способностей и мозгов.

Ненужные служебные записки продолжают множиться, несмотря на появление все новых средств коммуникации. В 1980 году в Великобритании было использовано 20,1 млрд листов бумаги формата А4. В 1995 году уже 103,5 млрд – умопомрачительная цифра!