Сагерт велел слуге дожидаться его на берегу, а сам последовал за Тафари в хижину. Убогую снаружи, скудно обставленную внутри. Колдун был под стать своему жилищу: некогда синяя рубаха, в вырезе которой позвякивали амулеты, полиняла и выгорела на солнце. Брюки были залатаны, а обуви не имелось вовсе. Единственное, что в облике бокора было достойно внимания, – это его посох. Увенчанный черным черепом, из трещин которого торчали крашеные перья, а из глазниц, казалось, выбивалось демоническое свечение, он одновременно и пугал, и притягивал взгляд. Тафари шел, прихрамывая, тяжело опираясь на шест, и с явным наслаждением опустился в видавшее виды кресло, противно под ним заскрипевшее.

Сагерт расстегнул сюртук, запустил пальцы за ворот рубашки и дернул гадюкой овивший шею галстук. В хижине было жарко. Из-за огня, ярившегося в очаге, из-за свечных огарков, медленно таявших на полу под лепестками пламени. Оно выхватывало из полумрака символы веве, начертанные смесью из кукурузной муки и древесной золы. По-видимому, гость застал бокора за проведением какого-то ритуала или же прервал общение с лоа.

Даже сырость, которой тянуло с болот, не спасала от удушливого жара. Но Тафари не было жарко. Его кожа, угольно-черная, оставалась матовой. В то время как Сагерт весь покрывался испариной.

– Давненько ты сюда не захаживал, – проворчал пожилой колдун, опираясь обеими руками на посох. – Я уж решил, ты забыл дорогу к старому Тафари, Донеган.

Не желая ходить вокруг да около, Сагерт сказал:

– Тафари, у меня возникла проблема. Мой сын увлекся девушкой… А ты ведь знаешь, он скоро женится.

Жрец пренебрежительно фыркнул, всем своим видом давая понять, что это вовсе не проблема и что Сагерт Донеган его не уважает, если обращается к нему с такими пустяками.

– Ну так продай рабыню. Или избавься от нее другим, более надежным способом, – хищно сверкнули глаза колдуна, казалось, вобравшие в себя всю тьму безлунной ночи. Волосы его, седые и короткие, белесым пухом укрывали голову. – Болота с радостью примут еще одну душу.

– Она не рабыня, а сестра невесты. Он похитил ее!

Колдун задумчиво усмехнулся.

– Понимаю… Девчонка не может так просто исчезнуть.

– Последнее, что мне сейчас нужно, – это чтобы Беланже подняли на ноги все графство. Нельзя, чтобы отложили свадьбу! – Сагерт Донеган распалялся. – Мишель должна вернуться к родственникам, у которых сейчас якобы находится. И как можно скорее!

– Но при этом ты хочешь, чтобы она хранила молчание.

Сагерт устало кивнул.

– Разумеется. Если бы дело не было серьезным, я бы не стал тебя беспокоить. Ты умеешь мастерски играть с человеческим сознанием, заменяя реальное нереальным. Нужно уничтожить ее воспоминания и отправить к демоновым родственникам!

– Если в плену девушка испытала сильные потрясения, вычистить их из памяти будет непросто. Понадобится время и благоволение духов. Она будет мучиться. Страдать. От такого колдовства сходили с ума и сильные духом. А уж какая-то девчонка… Чары покалечат ее рассудок. Лучше пристрели девчонку, не гневи лоа.

– Повторяю, мне не нужно, чтобы она пропала и началось расследование. Мне не нужен траур. Мне нужна свадьба! Я знаю, что последствия неизбежны. Свихнется – значит, на то воля твоих лоа. Тафари, я щедро заплачу за помощь.

Некоторое время колдун молчал, и тишину, заполнившую старую лачугу, нарушали лишь далекие завывания одинокого зверя да тяжелое, напряженное дыхание гостя.

– Хорошо, я обращусь к лоа, – наконец проговорил отшельник, тихо повторив: – Но нужно время.

– Сколько?

– Две недели. Ей будет плохо. Придется следить за ней. Приведешь ко мне через тринадцать ночей – я войду в ее разум и создам там новые воспоминания.

– Я принес кое-что из ее вещей. – С этими словами хозяин Блэкстоуна достал из кармана сюртука завернутый в холщовую ткань локон, который Катрина срезала у спящей пленницы. Найденную среди вещей Беланже камею, что, по словам дочери, она надевала накануне вечером. И ночную сорочку, в которой спала последние ночи.

– Тринадцать дней, Сагерт, и забудешь о своей проблеме. Как она забудет о вас.

Всю обратную дорогу Донеган убеждал себя, что проблема и впрямь будет скоро решена. Даже если Мишель сойдет с ума, к тому времени, как Беланже начнут замечать странности в поведении средней дочери, старшая уже будет замужем за Галеном. Катрина и Аэлин обретут свободу.

Они все станут свободными.

Той ночью Сагерт так и не вернулся домой, решив заночевать в своем особняке на окраине Нью-Фэйтона. Ему было тошно от собственного малодушия, но сил посмотреть в глаза девочке, которая, возможно, в скором времени его стараниями обезумеет, он в себе так и не нашел.

В ту ночь Сагерта Донегана как никогда остро терзало осознание того, какое же он чудовище.

Мишель стояла, обеими руками вцепившись в спинку кровати, и, задержав дыхание, цедила сквозь стиснутые зубы:

– Туже.

– Но, мисс…

Казалось, еще немного – и под корсетом затрещат ребра.

– Еще.

– Но…

– Туже, и не спорь!

– Как вам будет угодно, – сдалась рабыня. Дунула на курчавую прядь, выбившуюся из-под цветастого тиньона, и с силой, на какую только была способна, дернула за шнуровку корсета.

Один раз, другой – у Мишель уже мутнело в глазах.

– Достаточно, – выдохнула она, понимая, что, если служанка продолжит проявлять усердие, она вот прямо сейчас лишится сознания.

Слишком рано. Она его обязательно лишится позже на треклятом пикнике. Только бы не проводить время с Донеганом!

Записка, в которой Гален рассыпался любезностями и приглашал «гостью» осчастливить его своим присутствием на лоне природы, привела Мишель в исступление. Раньше она восхищалась галантностью молодого человека, а теперь все в нем ее раздражало. За своими изысканными манерами наследник Блэкстоуна прятался, как за карнавальной маской. В моменты, когда походил на зверя, он пугал ее, но хотя бы был настоящим.

Игра в джентльмена Мишель уже порядком поднадоела.

И сегодня, в это ясное воскресное утро, рассыпавшее по чердаку блики света, вместо того чтобы радоваться возможности вырваться из давивших на нее стен Блэкстоуна, она наказывала себя за ошибки недавнего прошлого. Намеренно терпела боль, позволяя пластинам из китового уса тисками сжимать талию. Так, что даже вздохнуть толком не получалось. А уж когда начнет есть под пристальным надзором Донегана, точно грохнется в обморок. В нее теперь и маковой росинки не поместится, ни глоточка сладкого пунша.

И поделом ей! Ей и мерзавцу Галену, настроившемуся на приятный день на свежем воздухе.

– Вы и так такая тоненькая. – Рабыня с улыбкой оглядывала кареглазую красавицу, скользя восхищенным взглядом по покатым плечам, осиной талии, округлым, но без лишней пышности бедрам гостьи.