– Я ничего не чувствую, – ответила она, мысленно прибавив: «Кроме тебя».

Невольно дотрагиваясь до тех частей его тела, до которых ей дотрагиваться не следовало, Скарлетт принялась водить ладонями по камням. Чем усерднее она это делала, тем яростнее стена сопротивлялась. Неожиданно Скарлетт вспомнила гибель плота, на котором они с Хулианом подплыли к острову: чем отчаяннее она брыкалась, упав в воду, тем страшнее ей становилось, и океан словно наказывал ее за малодушие. Может, дело было в этом? Хулиан сказал, что в подземелье страх усиливается.

– Эта комната улавливает наши чувства, – предположила она. – По-моему, мы должны успокоиться.

Хулиан сдавленно фыркнул:

– В настоящий момент это непросто.

Его губы касались ее волос, а руки обхватывали бедра. Скарлетт охнула. Пульс у нее участился. В тот же момент она ощутила, как бешено застучало сердце Хулиана. Неделю назад она не смогла бы расслабиться в таком положении, да и сейчас это было нелегко. И все-таки рядом с Хулианом она чувствовала себя в безопасности. Да, он обманывал ее, зато не причинял ей боли.

Скарлетт сделала глубокий медленный вдох, и стена тут же остановилась. Еще один вдох – комната сделалась чуть просторнее. В коридоре было по-прежнему тихо: ни шагов, ни дыхания, ни отвратительного отцовского запаха. Каменная кладка за спиной потеплела, став на ощупь приятней, чем промокшее платье. Видя, как расширяется комната, Скарлетт чувствовала, что Хулиан тоже совладал с волнением. Их тела по-прежнему соприкасались, хотя уже не так плотно. Его грудь опускалась и подымалась в унисон с ее грудью, а стены все отступали. От каждого выдоха в убежище становилось теплее. На потолке одна за другой загорались крошечные точечки света, похожие на лунную пыль. Вскоре Скарлетт смогла различить блестящую дверную ручку.

– Постой! – предостерегающе сказал Хулиан, но она уже открыла дверь.

Тайная комната мгновенно исчезла. Теперь они стояли посреди длинного низкого коридора, стены которого были выложены блестящими осколками раковин. Под ногами скрипел розовый песок.

– Терпеть не могу эту дорогу, – проворчал Хулиан.

– Ну, мы, по крайней мере, оторвались от моего отца.

Шума шагов слышно не было. Лишь плеск океанских волн доносился издалека. Этот звук напомнил Скарлетт о доме, хотя на Трисде не было розовых пляжей.

– Откуда ты знал, что я помогу тебе сюда попасть? Ведь я получила билеты уже после того, как ты приехал на наш остров.

Хулиан зашагал быстрее, разбрасывая ногами песок:

– А тебе не кажется странным, что ты не знаешь даже имени того, за кого выходишь замуж?

– Ты уклоняешься от ответа.

– Нет, мой ответ связан с тем, что ответишь ты.

– Ну хорошо. – По-прежнему не улавливая никаких подозрительных шумов, Скарлетт все же предпочла на всякий случай понизить голос. – Нет, это не кажется мне странным. Просто отец скрывает от меня имя жениха, чтобы крепче держать меня в руках.

– А если есть и другая причина? – спросил Хулиан, поигрывая цепочкой часов.

– К чему ты клонишь?

– Может быть, отец в каком-то смысле действительно пытается тебя защитить. Подожди, выслушай меня, прежде чем сердиться. Я его не оправдываю. Судя по тому, что я видел, твой папаша ублюдок, но почему он так скрытен, я понимаю.

– Продолжай, – произнесла Скарлетт сдавленным голосом.

И Хулиан поведал ей историю, очень похожую на ту, которую она слышала от бабушки, однако все же несколько иную. В его рассказе Легендо был более талантлив и менее порочен. Мечтал лишь о своей возлюбленной. Именно Аннелиз, а не жажда славы так изуродовала душу юноши. Накануне своего первого представления бедняга застал ее в объятиях другого – богача, за которого жестокая красавица с самого начала собиралась выйти замуж.

– После этого Легендо повредился рассудком. Он дал клятву, что будет мстить семье Аннелиз, поступая с каждой из ее дочерей или внучек так же, как она поступила с ним. Он будет разбивать им сердца, лишая их возможности найти свою любовь или составить выгодную партию. Если они при этом еще и сойдут с ума – тем лучше.

Последние слова Хулиан произнес будто бы в шутку, но Скарлетт отчетливо помнила свой сон, в котором было сказано: Легендо внушает женщинам именно такую любовь, которая доводит их до умопомешательства. Несомненно, что и Теллу он захочет лишить рассудка.

– Мы с друзьями узнали о твоей предстоящей свадьбе, – продолжал Хулиан, – и сразу поняли: чуть раньше или чуть позже Легендо непременно пригласит тебя на Караваль, чтобы все расстроить.

Моряк по-прежнему говорил таким тоном, будто речь шла о невинной шалости, однако от того, выйдет ли Скарлетт замуж за графа, зависело все ее будущее: сумеет она вырваться из отцовского дома или же проведет на Трисде всю оставшуюся жизнь. С трудом шагая по песчаной тропинке, которая стала круто подниматься в гору, Скарлетт думала о том, какой глупостью были ее письма к Легендо. Полным именем она подписалась лишь один раз, когда сообщила о предстоящей свадьбе. Тогда-то магистр и соблаговолил ей ответить.

Рассказ Хулиана был достаточно убедителен. Но откуда этот юноша, простой моряк, мог столько знать? Смерив спутника пристальным взглядом, Скарлетт задала ему вопрос, который давно интересовал ее:

– Так кто же ты на самом деле?

– Скажем так: у моей семьи хорошие связи, – ответил Хулиан и улыбнулся.

Кому-то другому эта улыбка, наверное, показалась бы обворожительной, но Скарлетт увидела в ней горечь. Если верить сну, то родители Хулиана отвергли его сестру после того, как она опозорила себя недостойной связью с Легендо. Он сам, насколько Скарлетт могла судить, придерживался менее строгих понятий о нравственности и тем не менее, вероятно, тоже испытывал теперь чувство вины. Ей, Скарлетт, оно было знакомо. Несколько секунд они шли молча. Наконец девушка отважилась произнести:

– Ты не виноват в том, что случилось с Розой.

Молчание длилось всего одно мгновение, показавшееся ей бесконечным, как хрупкая нить паутины.

– А ты разве не чувствуешь себя виноватой, когда отец бьет твою сестру? – ответил Хулиан мягким шепотом, но каждое слово болезненно напомнило Скарлетт о том, чтó Телле приходилось терпеть из-за ее неосторожности.

Он остановился и медленно повернулся к ней. Его взгляд, еще более нежный, чем голос, был подобен прикосновению, которое, проникая сквозь кровоточащую плоть и переломанные кости, успокаивает израненную душу. От этого взгляда Скарлетт бросило в жар: будь она сейчас в платье, закрывающем тело от щиколоток до ушей, она все равно не чувствовала бы себя более обнаженной. Ее стыд, чувство вины, страшные воспоминания, которые она пыталась похоронить, – все это открылось для глаз Хулиана.

– Не упрекай себя, – сказал он. – Виноват только твой отец.

– Ты не все знаешь, – возразила Скарлетт. – Он бьет сестру тогда, когда бывает недоволен мной. Я не смогла…