– Хотя, знаешь, забудь. Это все равно нужно было видеть, – сказал Ганке.

Школьники были повсюду, теперь их костюмы превратились в лохмотья, а грим размазался. Они кричали и дурачились от переизбытка глюкозы из-за съеденных в этот вечер конфет. Майлз быстро прошел мимо них, хотя и посмотрел на их лица, чтобы убедиться, что среди них нет Алисии. Но ее нигде не было. И это, скорее всего, было к лучшему: Майлз был абсолютно не в состоянии говорить с ней… о чем бы то ни было.

Но как только они поднялись в спальню, Майлз попытался объяснить все Ганке.

– Значит, ты пошел за ним? – спросил Ганке, снимая розовую шапочку для плавания с головы.

– Да, чувак. Я прошел за ним до двери сбоку актового…

– Погоди, – Ганке похлопал его по плечу, словно просил тайм-аут. – Значит… ты пропустил всю вечеринку? Я подумал, может, ты пропустил только окончание. Слинял куда-нибудь с Алисией или еще что.

– Я был там, но потом ушел. Потому что, пока я говорил или… пытался поговорить с ней, подошел Чемберлен и начал на меня наезжать. Мое паучье чутье снова сошло с ума, и я же говорил, что с ним не все ладно. Что он не…

– Подожди. Тайм-аут. Тайм. АУТ! – Ганке снова поднял руки. – Так ты поговорил с Алисией? И как все прошло? – Ганке поиграл бровями.

– Ганке, я не знаю, потому что мне пришлось уйти.

– Что? Почему?

– Я же как раз пытаюсь тебе объяснить! – сказал Майлз, покачивая ногой. – Слушай. Я пошел за Чемберленом. Он пошел к другой двери актового зала. У него был ключ от нее. Дверь вела в какую-то канализацию или что-то в этом роде. Спустя кучу времени мы дошли до конца и вышли у тюрьмы.

Майлз все объяснил, хотя слова вырывались быстрее, чем работал мозг. Он рассказал Ганке, как увидел дом из своего сна, об Уордене, о том, как они настроены против определенных учеников, особенно против Майлза.

– Они знают, что я Человек-Паук, – сказал он.

Ганке сидел тихо.

Майлз бросил маску зомби на кровать и открыл дверцу шкафа. Он отодвинул ногой пару обувных коробок и потянулся в угол, откуда выудил костюм Человека-Паука.

– Что ты делаешь, Майлз? – озабоченно спросил Ганке.

Майлз положил костюм на кровать.

– Ты сам знаешь ответ.

– Сегодня? – Ганке встал с кровати, словно был готов физически остановить Майлза. – Собираешься сражаться с такой толпой? Подумай, Майлз, – Ганке постучал пальцем по виску. – Судя по твоему рассказу, мистер Чемберлен и все другие Чемберлены под контролем у того старика. Определенно тебе нужен именно он.

Майлз вздохнул, сел на кровать рядом с черно-красным костюмом и уставился на него.

– Ты прав. Просто я так… так…

– Я знаю. Но, чувак, у тебя опять такое же лицо, как в тот день, когда ты сломал стол. А в последний раз, когда ты так выглядел, ты действительно сломал стол.

– Заткнись, чувак, – Майлз успокоился.

– Я просто предупреждаю. Обдумай все хорошенько, – Ганке сел на кровать, скинул ботинки и зевнул. – Только пообещай, что будешь спать, а не ползать по потолку. Сегодня Хэллоуин, и я этого просто не переживу.

Майлз лежал на спине, положив руки под голову. Он пялился в потолок, позволяя всем этим запутанным мыслям крутиться в голове. В его районе, единственном месте, которое он считал домом, было полно трудностей, которые сделали его тем, кем он был. Тут жили его близкие люди и его соседи: мисс Шайн, поливавшая цветы; Жирный Тони, считавший и пересчитывавший деньги; Френчи, провожавшая сына до баскетбольной площадки; Ник, которого «арестовали» и который выглядывал из-за занавесок, боясь, что однажды по улице проедется танк; Хаус и остальные ребята из парикмахерской, поддерживавшие Майлза, считавшие его одним из лучших людей во всем районе; родители Майлза, изо всех сил пытавшиеся дать сыну лучшую жизнь с большими возможностями, чем были у них.

Майлз думал о дяде, обо всем хорошем и плохом, об их тайных встречах и таинственной (для всех остальных) смерти Аарона. Он думал об Остине, который бессознательно пошел по стопам отца, хотя при рождении даже не догадывался о том, какая ему уготована судьба. Он думал о снах, которые вызывал у него Уорден. Об их с Остином одинаковых кошмарах. О белых кошках, напоминавших о том, что в венах Майлза и Остина течет плохая кровь. Что сами они плохие. Что им было суждено делать только плохое. Быть плохими. И что весь мир будет против них.

Майлз думал о трех друзьях отца – Сипе, Карло и Джоне Джоне, – кидавших карты на стол и предававшихся воспоминаниям о старых добрых днях. Думал о том, что в жизни каждого из них был мистер Чемберлен, взрослый, работавший в школе, который давил на них, портил их с самого детства. А затем, после всех этих вещей, Майлз начал думать об Алисии. Алисия, прекрасный хэллоуинский огр, которому он отдал свое сиджо, свою сальсу. И, прежде чем Майлз успел подумать, понравилось ли оно ей или нет, улыбнулась ли она, прочитав его, он уснул.

Спал Майлз отвратительно. Хоть его и вырубило от усталости, сон был отрывистый; парень просыпался снова и снова, сердце бешено колотилось, кружилась голова, к горлу подкатывала тошнота. Да и невозможно было выспаться, зная то, что знал он, увидев то, что видел он. Проснувшись в четвертый раз и осознав, что солнце уже начало согревать оранжевыми лучами небо, Майлз решил вставать. Он выбрался из кровати, затем из комнаты. Коридор был усыпан фантиками из-под конфет и обрывками костюмов, которые, скорее всего, служили воображаемым оружием для подростков, возбужденных от чрезмерного употребления сахара. Оказавшись в ванной, пустой, но все еще мокрой, он зашел в душевую кабинку и повернул кран. Ледяная вода взбудоражила его организм, прежде чем быстро стала теплой, а затем и горячей. Пар полностью окутал его, пока он стоял в кабинке и поворачивал рукоятку крана, делая воду все горячее и горячее, будто проверяя, как долго он сможет терпеть.

После душа он подошел к раковине, чтобы почистить зубы. Он выдавил пасту на щетку, затем сунул ее в рот и поднял взгляд на свое отражение. Он увидел Аарона. Закрыл глаза, снова открыл их. Остин. Он отступил, потряс головой, забрызгав пол белой пеной. Снова посмотрел в зеркало и увидел там свое отражение. Плюнул в раковину. Открыл холодную воду, подставил под нее две ладошки и облил лицо, смывая с него пасту, а заодно пытаясь избавиться от галлюцинаций. Он вытер лицо, не отрывая взгляда от своего отражения, вытер рот и подбородок, затем убрал полотенце, но кожа под ним изменилась. Темная кожа теперь была бледной и полупрозрачной. А гладкий подбородок оброс длинной седой бородой.

– Какого?.. – Майлз запаниковал, сердце рухнуло в желудок. Он снова закрыл глаза и начал повторять: – Проснись, Майлз. Проснись, Майлз, – затем медленно поднес руки к подбородку, чтобы потрогать… Ничего. Кожа как кожа. Борода исчезла.

Ганке все еще спал, когда Майлз вернулся в комнату. Он быстро надел джинсы и футболку, снова выскользнул из комнаты и побежал вниз. Было воскресное утро. Обычно в это время они ходили с матерью в церковь.