— Почему? — неожиданно спросила Кристина.

— Человек, встречая представителей нашего племени, всегда хотел их истребить. Так вот, чтобы не разрасталась наша популяция и всем нам хватало пищи, существовало негласное правило — каждый вампир мог трансформировать не больше одного человека раз в двадцать лет. Но в прошлом веке оно сошло на нет, и наше количество возрастает.

Я давно сделался отступником — так у нас называют членов племени, отказавшихся от убийств. После второй мировой войны мне удалось скрыться. Но носители безумной идеи борьбы с человечеством выследили меня в Москве и подослали самого грозного убийцу из всех, кого я знаю. Граф Антуан Анри де ле Суаз подвергся трансформации в 1564 году. Он о ней не знал, все произошло во сне. Граф не понимал, что с ним случилось, откуда у него такая жажда убийства и такая потребность в насыщении кровью. Он вызвал священника для изгнания из себя беса, но служители церкви тогда были очень невежественны и суеверны, сначала к нему просто прикладывали крест, а потом уже и прижигали раскаленным под огнем. Но не помогло. Скитался по лесам, пока не прибился к слишком хорошо о его природе осведомленным. С тех пор состоит на службе у самого древнего вампира — мы зовем его «Отцом».

— Отцом? — переспросил Роман. Мозг его отказывался принимать все это.

— Да, Отцом, который потом и решил соединить всех вампиров.

— То есть, — подала голос девушка, видимо, хорошо осведомленная о мифологии их племени, — вампиры не рассыпаются в прах при прикосновении креста?

Де Грасси рассмеялся.

— Нет, религия тут ни при чем. Вампиры появились до возникновения христианства, поэтому ни Святое Распятие, ни Святая вода не могут принести им вреда. Так же как чеснок и… не помню что еще. И в зеркалах мы отражаемся — мы такие же живые существа.

— А что может навредить? — задал свой главный вопрос Петрович.

— Серебро в некоторой степени. Мечи, которыми мы сражались, сделаны из особого сплава с добавлением серебра. Само оно является металлом очень мягким и для оружия не годится, но стоит его чуть-чуть добавить — и все, наносится непоправимый вред. Если бы я сделал надрез на руке своим мечом, то заживал бы он очень долго.

— Поэтому вы летом в плащах — чтобы прятать под ними мечи?

— Совершенно верно. И поэтому, очевидно, вы в клубах нашли мало свидетелей среди охраны — граф залезал туда в окна, иначе просто не прошел бы через металлоискатель.

— А осиновый кол? — продолжила научные изыскания Кристина.

— Осиновый, не осиновый — все равно. Дело в том, что наше сердце в 1,8 раза больше человеческого. Это нужно для того, чтобы перекачивать нашу особую, очень густую, кровь. Поэтому если это сердце проткнуть любым колом, многие жизненные функции утрачиваются. Или большой такой пулей, размером с артиллерийский снаряд. Но все равно для пущей верности необходимо отделить голову от туловища. Тогда точно — все. Никакого нового превращения.

— А солнце?

— А вот солнце — да. Никто так и не объяснил почему. Давно есть результаты анализов крови, ДНК, объяснение трансформации, но почему мы гибнем под солнечными лучами — нет ответа.

— А вы-то им зачем? — опять почесал подбородок Петрович. — Ваш Отец устраивает «правилку»?

— Что-что, простите?

— «Правилку». На жаргоне преступных сообществ — убийство бывшего члена их мира, решившего встать на путь исправления и начать другую жизнь.

— Чушь полнейшая. Я им нужен как раз из-за секрета гибели членов нашего рода под солнцем. Мой Наставник, который меня в свое время трансформировал — чего я ему никогда не прощу, ни на этом свете, ни на том — был гениальным врачом. Несколько тысяч лет он проводил эксперименты и, наконец, составил лекарство. Выпив его, ты в течение года можешь выходить днем из убежища без всякого вреда для себя. Изобрел он его давно, но только для собственных нужд, на крайний случай. Наставник понимал, каким мощным оружием оно может стать, попав в руки одержимого идеей мирового господства вампира. Он даже после возникновения возможности произвести химический анализ лекарства в связи с достижениями человеческой науки не стал ею пользоваться — ведь тогда можно было бы просто получить нужную формулу и превратить всех вампиров в фактически неуязвимое войско! Часть этого лекарства он дал мне. Недавно я получил известие, что Наставника поймали, пытаясь завладеть эликсиром, но он, как враг идеи уничтожения человечества, успел его вылить. Очень так просто — спустил в унитаз. Его очень долго пытали, и он наконец сломался, выдал информацию, что передал образец мне. Плюс пообещал создать им новый, но что-то произошло, его на секунду оставили без внимания, и он средь бела дня выбросился в окно. Прямо под лучи небесного светила. Теперь моя очередь.

— Как же вас можно пытать, если вы неуязвимы? — с искренним удивлением спросил Роман.

— В вену вводится кровь, взятая из тела мертвеца, — ужасающие муки. Доктор Менгеле[3]позавидовал бы.

— Стукануть бы, куда надо, — предложил Петрович, — и вашего Отца под белы рученьки…

— Кому вы что стуканете? Злой вампир объявил человеку войну? Сами сразу же окажетесь в том самом Кащенко. Да и отец живет в своей штаб-квартире близ Парижа. Огромный замок, две линии обороны, множество специально обученных людей, которые даже не знают, кого они охраняют. Один подвал с тщательно замаскированным входом с огромным запасом замороженной эритрацитной массы — на случай, например, ядерной войны, — второй подвал, куда ему привозят жертв и где он поглощает их кровь. Наружу почти никогда не выходит. У местных властей никогда не возникнет повод взять это здание штурмом.

Кристина показала, что можно еще выпить. Роман позвал официантку и снова сделал заказ.

— А вам? — спросил он у де Грасси.

— Я не пью, не ем. Ничего, кроме крови. Никаких жизненных удовольствий.

— Но, — спросила Кристина, — когда пьете кровь, удовольствие получаете?

— Когда живого человека — да. Это, наверное, как наркотик. Или как оргазм, помноженный в тысячу раз. Поэтому многие и не могут отказаться от убийств.

— Большая разница с донорской кровью?

— Как секс и мастурбация, — засмеялся барон.

— А кровь животных? — спросил Роман.

— Если кровь живого человека — нектар, донорская — выловленная утром и только что зажаренная рыбка, то кровь животного — сухие зерна проса, которые еще нужно прожевать. Впрочем, все различия проявляются позже. Некоторое время после трансформации и от крови крыс хорошо.

— Вы ели крыс? — поежившись, спросила девушка.

— Не ел. Пил их кровь. Я претерпел множество лишений, прожил ужасную жизнь. По сравнению с последующими годами мои первые сорок два были подарком свыше. И за удовольствие от поглощения человеческой крови все вампиры расплачиваются ужасными кошмарами во сне. И хуже всего, что проснуться невозможно…