Но оказалось, что будущее для него – это тот самый день, в который они вернулись из Сретенского. Ну, в крайнем случае, следующий день.

– Сережа, я боюсь! – твердила Аня, когда на следующий день они встретились в университетском парке на Ленгорах, в двух шагах от ее дома и от его факультета. – Как же я родителям скажу? Ну давай подождем хоть… Немного подождем, а?

Листья уже облетели, воздух в парке был расчерчен черными мокрыми ветками, и вороньи гнезда на деревьях были полны вчерашнего снега. Все было тревожно в этот день – и узоры темных веток, и тяжелые от снега гнезда, и Анины чувства.

– Не надо бояться. – Она снова не понимала, что стоит в его глазах! – Я сам им скажу. Да ведь твои родители нормальные люди, все прекрасно поймут.

Аня как раз не была уверена, что нормальные люди «прекрасно поймут» то, что в семнадцать лет она собирается замуж, но не знала, как объяснить это Сергею.

– Анюта, я не могу без тебя жить, – глядя ей в глаза своим прямым взглядом, сказал он. – Я не понимаю, зачем без тебя жить. Или ты… передумала?

Сергей словно захлебнулся сырым воздухом, и она поняла, что все так и есть, как он говорит. Он действительно не может без нее жить, и это слишком серьезно, чтобы с этим шутить.

– Я не передумала, Сережа, – сказала Аня. – Как же я могла бы передумать? Только ты правда скажи им сам, – жалобно попросила она. – Все-таки ты себе даже не представляешь, что будет!..

– Представляю. – Улыбка мелькнула в уголках его губ, и у Ани стало легче на сердце. – Анютка, я все понимаю, что ты сейчас думаешь, и сколько тебе лет, я помню. Но что же мне делать? Если бы тебе было тридцать лет, все было бы то же. Так получилось.

Он обнял ее, прижал ее щеку к своей холодной от первого мороза щеке и шепнул ей в висок:

– Я тебя буду любить. Правда, Анют… Может, ничего необыкновенного и не будет, но это будет.

«Это и есть необыкновенное», – подумала Аня и засмеялась.

Ей хотелось плакать и смеяться одновременно, она не понимала, что с нею происходит, она ничего не понимала в том, что происходит вокруг – в морозном воздухе, в сером ноябрьском парке, в низком суровом небе. И только его голос, губы, его холодная щека, от прикосновения к которой становилось тепло, – только это было понятно во всем огромном мире.

Может, Сергей и представлял себе именно то, что произошло с родителями, когда он тем же вечером объявил им об их с Аней решении, – но Аня и поздней ночью не могла от всего этого опомниться.

Она давно уже лежала в своей кровати и делала вид, что спит, а мама все еще плакала на кухне с тем же отчаянием, с каким заплакала в ту минуту, когда услышала Сергеевы слова…

– Олечка, ну успокойся, не плачь! – просил папа. – В конце концов, он через год заканчивает университет, и…

– Он! Господи, да разве я о нем плачу?! Девочка, школьница, единственный ребенок – и вдруг замуж! Почему, зачем, какая необходимость? И чем это для нее обернется, как будто ты не понимаешь! Мы же с тобой эти студенческие браки видим каждый день, они же распадаются скорее, чем медовый месяц проходит! Конечно, ему не терпится, молодая физиология требует, а ей-то каково будет, когда он себе через год найдет другую девочку?

– Ну, почему обязательно так… – говорил папа, но в его голосе не было уверенности.

– И в школе, когда аттестат выписывают, надо паспорт предъявлять. Могу себе представить, какая там будет реакция!

– Олюша, но это уж просто ханжество! – без особенного пыла, но все же возмутился папа. – И потом, аттестат ведь еще не завтра выписывать, а…

– А пожениться они, насколько я его поняла, собираются именно завтра!

И мама снова расплакалась так, как будто именно завтра ее Анечке предстояла не свадьба, а похороны.

– Оля, что толку убиваться? – расстроенно, но твердо произнес папа. – Все равно мы ничего не можем сделать, неужели ты не видишь? У парня упорства и воли на десятерых, это же сразу понятно. Может, она и будет с ним счастлива…

– Может! – обиженно всхлипнула мама. – Только я предпочла бы, чтобы в ближайшие лет десять – ну, хотя бы пять, пока университет не окончит, – она была счастлива не с ним, а с нами.

– Мало ли что мы с тобой предпочли бы, – вздохнул папа. – Теперь, по крайней мере, надо внушить ей мысль, что это ее замужество не должно быть помехой в учебе. Ей школу заканчивать, поступать… Надеюсь, жених хотя бы это понимает.

«А он все понимает», – подумала Аня и вдруг, просто в одно мгновенье, уснула – как будто провалилась в совсем другой мир, в котором не было ни всех этих взрослых сложностей, ни слез, ни опасений, а был только Сергей и звучали только его слова: «Я тебя буду любить».

О том, что надо заканчивать школу и поступать в университет – наверное, на журфак, она ведь туда собиралась, – Аня помнила еще ровно месяц. А потом поняла, что все будет совсем иначе, чем рассчитывали родители да и она сама…

Сергей заехал за нею в школу. Он часто приезжал к концу ее уроков – у него как раз заканчивались лекции и был перерыв перед лабораторными занятиями. Из-за того, что весь ноябрь Аня чуть ли не каждый день прямо за школьным забором садилась в какую-то машину, на нее уже с завистливым любопытством поглядывали подружки и с подозрением – учителя. А классная, Ада Львовна, однажды спросила:

– Веснина, твой папа купил «Запорожец»?

– Нет, – ответила Аня.

– Тогда кто тебя постоянно встречает после уроков? Учти, ты еще несовершеннолетняя и, пока ты находишься в здании школы, мы несем за тебя ответственность!

Тон у классной при этом был такой, словно прямо из здания школы Аня отправлялась в ресторан или в какое-нибудь еще более неприличное место. Но вообще-то ведь так оно и было… Обычно они ехали к Сергею домой, и то, что между ними там происходило – давно была забыта и боль, и неловкость их первой близости! – должно было бы казаться учителям верхом неприличия. Если бы, конечно, они могли себе представить, куда и зачем едет после школы десятиклассница Веснина.

И сегодня классная проводила ее таким взглядом, который, наверное, мог бы прожечь дубленку. Но сегодня Аня этого взгляда не чувствовала. Она ничего не чувствовала и не помнила весь день, и весь день до приезда Сергея прошел как в бреду.

– Что случилось, Анютка? – спросил он сразу же, как только она села в машину.

– А откуда ты знаешь? – удивилась Аня.

– У тебя лицо расстроенное, – спокойно объяснил он. – Ну, кто тебя обидел?

– Никто меня не обидел. Просто… Сереж, ты знаешь, я думаю… То есть мне кажется… Наверное, это точно…

– Наверное или точно? – Он улыбнулся, глядя в ее смятенные глаза. – Это не одно и то же, как математик тебе говорю.

– Ой, Сережа, ничего я такого не знаю – одно и то же, не одно и то же! – Аня почувствовала, что сейчас заплачет. – Ты понимаешь, две недели нету… того, что должно быть… – Она не умела даже сказать ему об этом, она не могла вслух произносить те слова, которыми надо было об этом говорить! – И вообще… Меня все время тошнит, голова кружится, а раз ничего нет уже две недели лишних, то что же это может значить?