Томас собрался идти, но дождь обрушился на город, как ливень стрел. На западе гремел гром, дождь стучал по соломе, стекал с крыш и вмиг переполнил канавы, так что из двора выплыли нечистоты. Наступил полдень, о чем возвестили приглушенные дождем соборные колокола, а город все заливало. Гонимые ветром темные тучи окутали башни собора, и Томас сказал себе, что отправится, как только ливень поутихнет. Но гроза разыгралась еще пуще. Над собором сверкали молнии, город сотрясали громовые раскаты. Томас поежился, опасаясь небесного гнева. Он смотрел на отражение молний в огромном западном окне собора и поражался: столько стекла! Дождь все лил, и Томас уже начал опасаться, что окажется заточен в фургоне на несколько дней. И тут, когда неистовые громовые раскаты оглушили весь город, он увидел Жанетту.

Поначалу он не узнал ее. Он просто увидел, что под аркой постоялого двора стоит женщина и по ее туфлям течет вода. Все жители Рена забились в убежища, но эта женщина, промокшая и жалкая, возникла из ниоткуда. Ее волосы, некогда столь тщательно уложенные, свисали прямыми черными прядями на промокшее красное бархатное платье. И Томас узнал это платье, а потом увидел ее лицо, искаженное страданием, и выбрался из фургона.

– Жанетта!

Она стонала, ее губы кривились и дрожали. Она была не в состоянии говорить – просто стояла и плакала.

– Моя госпожа! – сказал Томас. – Жанетта!

– Нам нужно уходить, – с трудом выговорила она. – Нужно уходить.

Обычно она пользовалась сажей, чтобы подкрасить глаза. Теперь по ее лицу были размазаны черные полосы.

– Мы не можем идти в такое ненастье!

– Нужно идти! – злобно закричала она на него. – Нужно уходить!

– Я раздобуду коня, – сказал Томас.

– У нас нет времени! – Жанетта дернула его за рясу. – Нужно идти. Сейчас же!

Она попыталась вытянуть Томаса через арку на улицу.

Он вырвался от нее и побежал к фургону, откуда достал замаскированный под посох лук и тяжелый мешок. Там был и плащ Жанетты, Томас взял его и накинул ей на плечи, но она даже не заметила этого.

– Что случилось? – спросил Томас.

– Они найдут меня здесь, разыщут! – в панике объяснила Жанетта и потащила его через ворота таверны.

Томас повел ее на восток по кривой улице, которая вела к изящному каменному мосту через Сену, а потом к городским воротам. Огромные ворота были заперты, но дверца в одной створке оставалась открытой, и стражников не заботило, что какой-то дурень-монах хочет вывести безумно промокшую женщину из города. Жанетта постоянно оглядывалась, боясь погони, но так и не объяснила Томасу своей паники и своих слез. Она просто спешила на восток, не чувствуя дождя, ветра и грома.

Буря улеглась к сумеркам, когда они добрались до деревни, где имелось некое жалкое подобие таверны. Томас нырнул в низкую дверь и попросил ночлега, положив на стол несколько монет.

– Мне нужен приют для моей сестры, – сказал он, полагая, что у любого вызовет подозрение монах, следующий куда-то с женщиной. – Приют, пища и огонь, – проговорил он, добавив еще одну монету.

– Для твоей сестры?

Хозяин таверны, низенький человечек с изрытым оспой лицом и вздутыми венами, уставился на Жанетту, присевшую на крыльце.

Томас постучал по голове, намекая, что она не в своем уме.

– Я веду ее к мощам святого Гинфорта, – объяснил он.

Хозяин таверны посмотрел на монеты, потом снова взглянул на Жанетту и решил, что странная парочка может занять пустующий коровник.

– Можете развести там огонь, – проворчал он, – но только не запалите солому на крыше.

Томас развел огонь, взяв угли на кухне, потом принес еды и пива. Он заставил Жанетту поесть супа и хлеба, а потом пододвинул ее поближе к огню. Потребовалось два часа уговоров, прежде чем она рассказала ему всю историю и снова зарыдала. Томас слушал, побледнев.

– И как же вам удалось убежать? – спросил он, когда Жанетта притихла.

Оказалось, что какая-то женщина отодвинула засов, чтобы взять метлу. Она удивилась, увидев там Жанетту, и еще больше поразилась, когда та метнулась мимо нее. Жанетта покинула крепость, боясь, что солдаты ее задержат, но никто не обратил на нее внимания, и теперь она в бегах. Как и Томас. Но она потеряла гораздо больше его. Она потеряла сына, честь и будущее.

– Ненавижу мужчин, – сказала Жанетта и поежилась, так как убогий огонь от сырой соломы и гнилых дров едва ли мог высушить ее одежду. – Ненавижу мужчин, – повторила она и взглянула на Томаса. – Что нам делать дальше?

– Вам нужно поспать, – сказал он, – а завтра мы отправимся на север.

Жанетта кивнула, но ему показалось, что она не поняла его слов. Она была в отчаянии. Колесо Фортуны, однажды вознесшее ее столь высоко, низринуло ее в бездну.

Жанетта заснула, но когда серым утром, на рассвете, Томас проснулся, то увидел, что она тихо плачет. Он не знал, что сделать или сказать, и просто лежал в соломе, пока не услышал, как со скрипом отворилась дверь таверны. Тогда он пошел принести воды и чего-нибудь поесть. Жена хозяина таверны отрезала ему хлеба и сыра, а сам хозяин поинтересовался, далеко ли предстоит идти Томасу.

– Мощи святого Гинфорта находятся во Фландрии, – ответил тот.

– Во Фландрии! – воскликнул хозяин, словно это было на обратной стороне луны.

– Семья просто не знает, что с ней делать, – объяснил Томас, – а я не знаю, как добраться до Фландрии. И думал сначала отправиться в Париж.

– Не в Париж, – презрительно сказала жена хозяина. – Ты должен идти в Фужер.

Ее отец, объяснила она, часто вел торговлю с северными странами, и она не сомневается, что путь Томаса лежит через Фужер и Руан. Дорогу за Руаном она не знает, но уверена, что нужно добираться туда. Сначала, сказала она, нужно двигаться по небольшой дороге, что идет из деревни на север. Она тянется через лес, добавил хозяин, и нужно быть начеку, поскольку там скрываются люди, избежавшие правосудия, но через несколько миль выйдешь на Фужерский тракт, который патрулируют солдаты герцога.

Томас поблагодарил женщину, благословил приютивший их дом и взял еды для Жанетты, но та отказалась от пищи. В ней как будто иссякли слезы, как и сама жизнь. Но она послушно последовала за Томасом на север. Дорога с глубокими колеями от повозок, скользкая от грязи после вчерашнего ливня, петляла в глухом лесу, где с деревьев капала вода. Несколько миль Жанетта шла спотыкаясь, а потом опять начала плакать.

– Я должна вернуться в Рен, – твердила она. – Я хочу вернуться к моему сыну.

Томас отговаривал ее, но она не желала идти вперед. В конце концов он сдался, но когда повернул назад, на юг, Жанетта заплакала еще пуще. Герцог сказал, что она не годится в матери! Она повторила эти слова:

– Не годится! Не годится! – и прокричала в небеса: – Он сделал меня своей шлюхой! – а потом упала на колени у дороги и безудержно зарыдала.