— Мама вышла замуж, когда ей было всего девятнадцать. Она хотела стать настоящей поэтессой. Она хотела быть учительницей. Как вы, мистер Хэринг.

Похоже, это заявление растрогало Хэринга. К тому же эта девочка такая очаровашка!

Нечто в вибрирующем голоске Нормы Джин заставило его мягко спросить:

— А где сейчас ваша мама, Норма Джин? Вы с ней не живете?

И Норма Джин застенчиво покачала головой. Глаза ее увлажнились, юное личико словно закаменело.

Только тут Хэринг вспомнил какие-то разговоры насчет того, что девочка вроде бы сирота и находится на попечении властей. И живет в семье Пиригов. Ох уж эти Пириги! Ему довелось сталкиваться с другими приемными детьми из этой семейки. Просто удивительно, что эта девочка выглядит такой ухоженной, здоровенькой и умной. Пепельно-белокурые волосы чисто вымыты, одета всегда так опрятно, правда, несколько вызывающе. Этот дешевый красный свитерок так соблазнительно подчеркивает твердые круглые грудки, а дешевенькая юбчонка из серой саржи едва прикрывает задик. Уж лучше не смотреть.

Он и не смотрел, и не собирался. Он жил с измученной молодой женой, четырехлетней дочерью и восьмимесячным сыном, и это видение, безжалостное, как палящее солнце пустыни, вечно стояло перед его усталыми глазами.

Но что-то заставило его быстро выпалить:

— Послушайте, Норма Джин. Приносите еще стихи, и свои, и вашей мамы. Всегда, в любое время, я буду рад прочесть их. Это моя работа.

И вот так получилось, что зимой 1941 года Сидни Хэринг стал самым любимым учителем Нормы Джин в школе. И они начали встречаться — раз или два в неделю, после занятий. И неустанно говорили — о чем же они говорили? — ну, о литературе, естественно! О романах и стихах, которые давал почитать Норме Джин мистер Хэринг. Она читала «Грозовой перевал» Эмилии Бронте, «Джен Эйр» Шарлотты Бронте, «Земля» Перл Бак[32], тоненькие сборники стихов Элизабет Баррет Браунинг, Сары Тисдейл, Эдны Сент-Винсент Миллей и, наконец, самого любимого поэта Хэринга, Роберта Браунинга. Он продолжал «разбирать» ее девичьи стишки (она никогда больше не показывала ему стихов матери). Однажды они засиделись допоздна, и Норма Джин вдруг с ужасом спохватилась, что ее давным-давно дожидается миссис Пириг, которой она обещала помочь по дому. И тогда Хэринг предложил ее подвезти.

И после этого он частенько подвозил ее к дому, который находился примерно в полутора милях от школы. И у них было больше времени поговорить обо всем.

Все это носило совершенно невинный характер, мистер Хэринг готов был поклясться. Совершенно невинный. Девочка была его ученицей, он являлся ее учителем. Он и пальцем до нее не дотронулся, ни разу. Только, распахивая перед ней дверцу машины, слегка касался ее руки — чисто случайно, разумеется, ну и еще раза два погладил по длинным волосам. И бессознательно вдыхал ее запах. И возможно, смотрел на нее чуть дольше, чем следовало бы, а иногда, во время оживленного разговора, вдруг терял нить и начинал запинаться и повторяться. И сам не желал признаться себе в том, что, когда после этих свиданий возвращался в свой бедный и жалкий дом, к семье, перед глазами все время маячили улыбающееся прелестное детское личико Нормы Джин, ее обольстительная фигурка. И он испытывал жгучее чувство вины, особенно при воспоминании об этом «тающем» взгляде ее влажно-синих глаз, всегда чуть-чуть как бы «вне фокуса», всегда словно приглашающих войти.

Я живу в твоих мечтах, ведь правда? Приди, живи и ты в моих!

И однако на протяжении нескольких месяцев их «дружбы», девушка ни разу не намекнула на возможность сексуальных отношений. Похоже, она действительно хотела говорить лишь о книгах, которые давал ей почитать мистер Хэринг, да о своих стихах, которые он совершенно искренне считал «многообещающими». И если в стихотворении говорилось о любви и адресовано оно было некоему загадочному «ты», мистер Хэринг не мог удержаться от тайной и сладкой мысли, что этим «ты» являлся он, Сидни Хэринг. Лишь однажды Норма Джин очень удивила Хэринга, и случилось это, когда они затронули совершенно другую тему. Хэринг заметил, что не доверяет Ф.Д.Р.[33], в том смысле, что при нем неадекватно освещаются новости с фронта. Что он вообще не доверяет ни одному политику — просто в принципе. И тут Норма Джин вдруг вспыхнула и воскликнула:

— Нет-нет, это неправильно, это совсем не так! Президент Рузвельт вовсе не такой!

— Вот как? — с усмешкой заметил Хэринг. — А откуда ты знаешь, какой он? Ты же с ним лично не знакома, не так ли?

— Конечно, нет, не знакома, но я слышала его выступления по радио!

После паузы Хэринг заметил:

— Я тоже слышал его выступления по радио, и у меня создалось впечатление, что мной манипулируют. Все, что мы слышим по радио или видим в кино, создается по определенному сценарию. Предварительно репетируется и играется на публику. Это не спонтанно. У человека создается впечатление, что слова идут от самого сердца, но на деле это вовсе не так. И не может быть так.

Норма Джин взволнованно воскликнула:

— Но президент Рузвельт — великий человек! Возможно даже, такой же великий, как Авраам Линкольн!

— С чего это ты взяла?

— Я в него в-верю.

Услышав это, Хэринг расхохотался.

— А знаешь, какое определение дал вере я, Норма Джин? Верить можно только в то, что не является правдой.

Норма Джин сердито нахмурилась.

— Это не так! Мы верим в то, что считаем правдой, пусть даже иногда это невозможно доказать!

— Но что, к примеру, ты можешь знать о том же Рузвельте? Только то, что о нем пишут в газетах и говорят по радио. Готов поспорить, ты даже не знаешь, что он калека!

— Ч-что?!

— Калека, инвалид. Кажется, он перенес полиомиелит. И с тех пор ноги у него парализованы. И он передвигается на инвалидной коляске. Неужели не заметила, что на всех фотографиях его показывают только до пояса?

— О нет! Этого просто быть не может!

— Но я это точно знаю. Из надежного источника. От дяди, он работает в Вашингтоне, округ Колумбия. Вот так!

— Все равно не верю.

— Что ж… — Хэринг улыбнулся, его забавляло все это. — Можешь, конечно, не верить. Ф.Д.Р. — абсолютно здоровый и нормальный человек, потому что так считает, в это твердо верит Норма Джин Бейкер, проживающая в Ван-Найсе, штат Калифорния!

Они сидели в машине Хэринга, на грязной немощеной улочке, на окраине городка. В пяти минутах езды от старенького и убогого домишки Пиригов на Резеда-стрит. Поблизости находилась железная дорога, в отдалении маячили в туманной дымке горы Вердуго. Казалось, впервые за все то время, что они были знакомы, Норма Джин смотрела прямо ему в глаза. Раскрасневшаяся, возбужденная спором, она часто дышала, и он вдруг испытал жгучее желание схватить ее, привлечь к себе, сжать в объятиях и держать, и успокоить, и утешить. И тут, широко раскрыв глаза, она вдруг прошептала: