– А что, если за всем этим стоит сам император? – осторожно спросил Бельфеддор.

– Исключено, – возразил Сеттес. – Императору нет нужды плести интриги и заговоры, чтобы избавиться от собственного советника. Заговорщиками верховодит кто-то другой – возможно, старший жрец Центрального храма. Но поскольку в заговор втянут и сам наследник трона, наше дело совсем гиблое.

– Так что же нам предпринять? – спросил Бельфеддор.

– Есть только один человек, который может восстановить справедливость, – убежденно ответил Аттеконнос. – И человек этот приезжает в столицу сегодня.

В этот момент Бельфеддор остановил Мрака, его спутники натянули поводья. Трое всадников остановились у невысокой полуразвалившейся ограды, за которой темнели постройки. Даже в неверном свете луны была заметна убогость жилища, укрывшегося за забором.

– Где мы? – поинтересовался Сеттес.

Бельфеддор не успел ответить. Калитка со скрипом отворилась, из нее осторожно выглянул мальчишка.

– Почему ты до сих пор не спишь, Галган? – спросил его Бельфеддор.

– Я услышал тебя, господин, – ответил тот. – Стук копыт твоего Мрака не спутать ни с чем.

– В таком случае скажи: твоя матушка не станет возражать, если в вашем доме ненадолго остановятся трое усталых путников?

– Для тебя, господин, двери нашего дома всегда открыты, – заверил его мальчишка и толкнул створку полуразвалившихся ворот. – Въезжайте.

* * *

Едва тень солнечных часов на Храмовой площади легла на полдень, в столицу вступила первая когорта солдат. Под торжественный рев труб и бой барабанов в Центральные ворота Отоммосо начал втягиваться пехотный легион. В сопровождении многочисленной охраны к новой цитадели империи прибыл императорский караван.

Блистая начищенной бронзой доспехов и бряцая оружием, воины ровными шеренгами печатали шаг по булыжной мостовой. На протяжении всего тракта, что соединял Центральные ворота с новым Императорским дворцом, по обочинам толпились тысячи горожан, сдерживаемые оцеплением солдат. Казалось, все население огромного города стянулось сюда в этот час, встречая своего повелителя.

Следом за пехотным легионом в столицу вступили конные гвардейцы, гарцуя на тонконогих буланых гиппарионах. В развевающихся ярко-голубых плащах воины императорской стражи следовали в глубь города, не обращая внимания на восторги толпы и восхищенные взоры горожанок всех возрастов и сословий.

Едва проехали последние всадники, в ворота медленно и величественно вошли два тяжелых аминодонта,[9]неся на своих спинах полуголых чернокожих людей, поражавших своей мощной развитой мускулатурой, в алых шароварах. Между аминодонтами неспешно вышагивал огромный мохнатый милодон,[10]громыхая цепями.

Переселяясь в новую столицу своей державы, император Аммитетоннос не пожелал расставаться со своими питомцами. В зверинце Императорского дворца в Аттоко содержались диковинные обитатели лесов, степей и песков со всего света, многие поражали воображение своими устрашающими размерами. Некоторые из них даже выставлялись для боев с рабами-гладиаторами на Большой Арене, и не было еще случая, чтобы хищные любимцы императора терпели поражение.

Толпа взирала на безобидного милодона со смесью страха и любопытства, затаив дыхание. Глядя на мощные челюсти и внушительные когти величиной с добрый кинжал, с трудом можно было поверить, что это всего лишь мирное травоядное животное. Когда же мегатерия поднялась на задние лапы, словно демонстрируя себя публике во всей красе, толпа отшатнулась от оцепления солдат, стоявших по обочинам.

Следом за милодоном такие же чернокожие атлеты верхом на аминодонтах провели трех мегантереонов.[11]Гремя цепями и хрипя в тесных ошейниках, огромные кошки злобно косились на толпу и рычали, оскаливая жуткие пасти.

Одно удивительное существо следовало за другим, поражая воображение простого люда и даже благородных ногарских аристократов. Наконец в ворота величественно вступили несколько мастодонтов.[12]В укрепленных на их спинах специальных седлах восседали люди в черных хламидах, расшитых затейливыми алыми узорами. Мало кто из жителей Отоммосо видел их раньше – тем не менее каждый знал, кто это. То были личные телохранители императора. Они не имели абсолютно никакого оружия, однако являлись грозными воителями, ибо были воинами-магами, владеющими заклятиями огня. Этих людей с малолетства воспитывали опытные жрецы-наставники, могучие чародеи, в стенах закрытого храмового университета в Аттоко. Их интуиция была развита настолько, что они инстинктивно чувствовали опасность на расстоянии более сотни шагов. Лишь одним мановением руки императорские телохранители были способны испепелить любого, осмелившегося посягнуть на безопасность повелителя империи.

В окружении воинов-магов в столицу торжественно вступил балухитерий.[13]Мостовая задрожала под мощной поступью громадного величественного животного. В золотом паланкине на спине балухитерия восседал крупный человек в золоченом одеянии, с алмазной короной на бритой голове.

Толпа восторженно взревела, приветствуя своего повелителя. Император вскинул руку в ответном приветствии, что привело подданных в еще большее возбуждение. На протяжении всего пути императорского каравана через столицу горожане вскидывали руки к небу и во всю глотку восхваляли величие всесильного владыки Ногарской империи.

За императором и его телохранителями в окружении служителей культа в белоснежных одеяниях следовал верхом на пебротерии[14]верховный жрец Ногары. Как ни странно, ни в одежде верховного жреца, равно как и в одеждах прочих священнослужителей, ни в сбруе его пебротерия не было никаких украшений и драгоценностей, служители культа шествовали без всякой помпезности, которую привыкли наблюдать жители столицы при торжественных выездах жрецов Центрального храма Отоммосо. Тем не менее и этим бритоголовым старцам толпа выражала особый почет и уважение – мало кто мог усомниться в могуществе служителей Главного храма Ногары и самого верховного жреца. Простирая ладони к народу, верховный жрец благословлял горожан.

За жрецами по булыжной мостовой загрохотали колеса позолоченных колесниц многочисленной императорской свиты. Далее следовали пешие гвардейцы, за ними длинной вереницей потянулись обозы, замыкали шествие обычные воины, когорта за когортой вливавшиеся в распахнутые ворота столицы.