Первое лабораторное оборудование для наблюдения расщепления атомных ядер

Процесс расщепления атомного ядра на два-три ядра с близкими массами, называемых осколками деления. В результате деления могут возникать и другие продукты реакции: легкие ядра (в основном альфа-частицы), нейтроны и гамма-кванты. Деление бывает спонтанным (самопроизвольным) и вынужденным (в результате взаимодействия с другими частицами, прежде всего с нейтронами). Деление тяжелых ядер — экзотермический процесс, в результате которого высвобождается большое количество энергии в виде кинетической энергии продуктов реакции, а также излучения. Деление ядер служит источником энергии в ядерных реакторах и ядерном оружии.

Подводя итог своему рассказу о расщеплении ядра лития и негативном участии в этом «гения Дау», можно смело утверждать, что не совсем этичное поведение заведующего теоротдела перессорило его со всеми харьковскими ядерщиками. Между тем это были умнейшие и трудолюбивые ученые, которых очень обидели оценки их труда «великим теоретиком». Тем более что Ландау при этом в очередной раз грубо «ставил палки в колеса» их дальнейшим работам, ведь публикации в местной и центральной прессе преследовали цель привлечь внимание центральных и местных властей к совершенно новой научной отрасли ядерной физики, а это, в свою очередь, могло бы помочь добиться финансирования строительства дорогостоящего высоковольтного корпуса. В нем профессор Синельников собирался смонтировать установку электростатического генератора Ван де Граафа, совершенно необходимую в атомной технике, и даже построить уникальнейший «ионотрон» — ускоритель тяжелых ионов, крайне эффективный для дальнейших исследований ядерных превращений.

Ну а как же история с таинственной «ускоряющей лампой американских инженеров»? К сожалению, сейчас за давностью времен трудно что-то определенное ответить на многие возникающие вопросы… Можно лишь заметить, что, скорее всего, это мог быть первый в мире ламповый ускоритель ионов и элементарных частиц, напоминающий поздние модификации знаменитой «лампы Крукса».

В своих сравнительно недавних поисках американские исследователи творческого наследия Теслы наткнулись на отрывочные упоминания о конструкции странного электронно-оптического прибора. Внешне этот аппарат, который изобретатель называл «корборудной лампой», представлял собой большую грушевидную колбу с откаченным воздухом и несколькими электродами сложной формы. С помощью своего прибора, подключенного к резонансному трансформатору, Тесла демонстрировал несколько оригинальных эффектов, среди которых было «проникающее фотографирование» тканей животных и человека, зажигание флуоресцентных ламп и проецирование на стекло мельчайших «матричных фигурок». Последнее чем-то напоминало принцип действия современных кинескопов.

К этим сведениям, почерпнутым из дошедших до нас частей некогда обширнейшего архива изобретателя, исчезнувшего в недрах американских спецслужб, можно добавить, что еще с начала 1920-х гг. Тесла пристально наблюдал за первыми шагами атомной науки. Он несколько раз строил эскизные проекты «разрывов» атомов с помощью очень сильных электрических разрядов, возникающих в электростатических генераторах.

Однажды изобретатель даже предложил использовать для этой цели мощные молниевые разряды, но впоследствии пришел к выводу, что гораздо конструктивнее и выгоднее применять каскады резонансных трансформаторов собственного производства. Когда в начале 1930-х гг. в печати появились материалы о строящемся линейном ускорителе элементарных частиц на базе Массачусетского технологического института, Тесла тут же откликнулся пространным журнальным обзором. В этой статье, посвященной последним достижениям экспериментальной ядерной физики, изобретатель подробно описал открытые им способы получения сверхвысоких токов при разрядке особых электростатических емкостей. В то же время он высказал глубокие сомнения в том, что с помощью подобных электростатических генераторов можно будет легко «раскалывать» атомные ядра.

Как видно, Тесла неоднократно менял свою позицию относительно перспектив получения и использования атомной энергии, в конечном итоге остановившись на некотором промежуточном тезисе: каждый атом содержит в себе колоссальную энергию, но ее освобождение возможно лишь взрывным путем, который крайне трудно контролировать.

Между тем над «гением Дау», возглавляемым им теоротделом и самим УФТИ стали сгущаться тучи.

Летом страшного голодомора 1933 г. в Харьковском физтехе неожиданно произошла смена руководства, и на место беспартийного И.В. Обреимова был направлен «красный директор» А.И. Лейпунский. Впрочем, Обреимов остался на руководящих постах, занимая должность председателя Научно-технического совета УФТИ и завлаба кристаллофизики.

По отзывам современников, профессор Лейпунский был добродушным, любознательным руководителем, успешно сочетал административную и научную работу и даже успевал заниматься спортом. Ко всему прочему Александр Ильич уделял большое внимание кадровым вопросам, настойчиво стараясь привлечь в институт талантливых выпускников Харьковского университета и политеха. Но несмотря на все усилия нового директора, в УФТИ разными путями, по партийным, комсомольским и профсоюзным каналам попало значительное число малообразованных в области физики, нетворческих личностей. Причем, будучи совершенно бесперспективными в науке, эти «лица истинно пролетарского происхождения» были, как правило, не только агрессивно глупы, но и настойчивы в своих претензиях сверх всякой меры.

В целях ротации кадров профессор Лейпунский бросил призыв, на который откликнулись все харьковские ученые, — «Ищите на Украине таланты!». Самых лучших студентов и способных аспирантов стали направлять на практику в ХФТИ. Но при этом не сдавалась и вкусившая благ научных работников «пролетарская гвардия», яростно доказывая на многочисленных собраниях, что надо «не разбавлять сплоченный коллектив чужаками, часто непонятного происхождения», а воспитывать «научную пролетарскую гвардию» из собственных ученых. Тем не менее одаренная молодежь в большинстве своем попадала на физтех, пополняя когорту перспективных исследователей. Между тем это не решало конфликт, и он незаметно все больше разгорался.

Возможно, будь Лейпунский жестким администратором «сталинского типа», ему и удалось бы если полностью не потушить, то хотя бы жестко локализовать конфликтную ситуацию сугубо бюрократическими методами. Однако Александр Ильич всячески избегал использования без крайней необходимости своих административных полномочий, предоставляя своим научным работникам полную свободу творчества. К нему не надо было записываться на прием, а достаточно было заглянуть в руководимую им лабораторию и обсудить все возникшие проблемы.

При этом профессор Лейпунский всегда старался проникнуться научными интересами своих подчиненных, в то же время не прощая грубые ошибки, порожденные карьеризмом и безграмотностью. Все знавшие его ученые уважали его требования как руководителя, поскольку он никогда не унижал достоинство человека. Он мог наказать или отказать таким способом, что человек не обижался. В делах Александр Ильич был последователен и принципиален, поэтому пользовался большим авторитетом у сотрудников института, полностью доверявших своему директору.