Таким образом, получалось, что все бригады-отделы участвовали как в формировании индивидуального плана работ, так и в составлении генерального общеинститутского годового плана. Уточнив все детали своих рабочих планов, каждая бригада получала квартальный наряд с конкретным перечнем и сроками выполнения научных исследований, а также списочным составом всех задействованных исполнителей. После этого расчетно-сметный отдел институтской бухгалтерии проводил калькуляцию стоимости всех работ и материалов, выдавая научному руководителю — бригадиру расходную чековую книжку на соответствующую сумму. Еженедельно начальник отдела как обыкновенный бригадир проводил закрытие нарядов на ту или иную работу из квартального плана, на основе чего составлялась «оперативная шестидневка выполняемых заданий» в виде недельного плана с индивидуально-групповой разбивкой научно-исследовательской тематики.

Все участники тех далеких событий вспоминали, с каким энтузиазмом молодые ученые выполняли свои научно-технические задания. Вначале рабочий день научных сотрудников был совершенно не регламентирован и энтузиасты намного превышали установленные средние нормы. С первых дней существования УФТИ в нем была создана весьма приличная научная библиотека, укомплектованная всеми ведущими мировыми периодическими изданиями по физике. Почти у каждого научного сотрудника был свой ключ от научной библиотеки, и он мог пользоваться ею в любое время дня и ночи.

Первый директор УФТИ ИВ. Обреимов вспоминал:

…Ядро института состояло почти исключительно из молодежи, инициативной, работоспособной, дружной, легко понимающей друг друга и работающей с полной творческой самоотдачей. Заведующие отделами и лабораториями были товарищами членов своей бригады… вместе с ними работали и проводили досуг. Не ощущалось бюрократических порядков, и не было надобности регистрировать время прихода и ухода с работы, сколько было нужно, столько и работали, даже ночью. Лишь начиная с 1935 г., после того как институту был поручен целый ряд работ оборонного значения, включавших разработку мощных генераторов коротких волн, авиационных двигателей на жидководородном топливе и ядерных центрифуг, в УФТИ начал внедряться режим секретности. Территория института была огорожена, выставлена охрана, и появилась пропускная система с проходными и вахтерами. Правда, в течение некоторого времени ведущие научные сотрудники института пытались игнорировать пропускную систему, что привело к усилению конфронтации между учеными и режимным отделом и сыграло определенную роль в последующих трагических событиях.

Любопытно, что Дау, будучи ярым противником пропускного режима как «насилия над свободой личности», сам довольно жестко подходил к некоторым моментам организации внутреннего распорядка своей теоретической бригады. Теоротдел, по мнению Ландау, вовсе не должен был напоминать собрание «свободных художников-теоретиков», а наоборот, представлять собой глубоко целостную организацию, с твердой исполнительской дисциплиной, обязательной сдачей всеми без исключения сотрудниками своеобразных и очень непростых экзаменов по теоретической физике, строго обязательным участием в работе теоретического семинара и упорными научными исследованиями по профильной тематике. Конечно, как профессор Ландау всегда уделял много внимания выявлению способной творческой молодежи, однако его педагогическая деятельность в харьковских вузах носила несколько однобокий характер — она была направлена исключительно на талантливых студентов, хорошо владеющих математическим аппаратом теоретической физики, что было довольно редким явлением в те годы.

Естественно, что столь необычная личность молодого профессора вызывала признание и восхищение только в узком кругу творческой молодежи. С одаренными студентами он был общителен и доступен, постоянно обсуждая с ними самые сложные и необычные физические проблемы. Вокруг него сформировалось своеобразное немногочисленное сообщество энтузиастов, интересующихся теорфизической проблематикой и даже желающих проводить совместные исследования. Однако Ландау отчетливо понимал, что многие из этих одаренных личностей все равно не имеют достаточной профессиональной подготовки, чтобы работать в теоретической физике «на мировом уровне». Поэтому с начала 1933 г. Лев Давидович приступил к разработке своего знаменитого теорминимума, включающего минимальпую программу необходимых знаний из самых различных областей математической физики.

Большое значение придавал Ландау и всестороннему овладению математической техникой, крайне необходимой любому теоретику для решения конкретных физических задач. Через много лет Померанчук вспоминал:

Л.Д. Ландау многим помог войти в большую науку, вовлек их своим энтузиазмом, своим трудом, своими советами и установками, своим примером. Овладение его теорминимумом явилось одним из наиболее прямых способов вхождения в постоянный научный контакт с ним. Можно сказать, что теорминимум явился той основой, на которой возникла его научная школа. Практически все его ученики и сотрудники, образовавшие эту школу, прошли через теорминимум.

Л.Д. Ландау требовал от своих учеников знания основ всех методов современной теоретической физики, и только после овладения ими они могли заниматься конкретными физическими задачами, обязательно сочетая научную работу с преподавательской, причем читаемые ими курсы каждый раз менялись, так что молодые теоретики становились специалистами широкого профиля. Л.Д. Ландау считал, что теоретик должен «вчерне» знать всю теоретическую физику и преподавательская деятельность должна ему в этом помочь.

Органически связанным с теорминимумом был и многотомный курс теоретической физики, написанный Л.Д. Ландау с Е.М. Лифшицем и представляющий собой серию монографий, в котором дается современное изложение основных разделов теоретической физики. Идея курса родилась в Харькове, там же началась и ее реализация. Уже в те далекие годы, хорошо представляя себе теоретическую физику как единую и цельную дисциплину со своей логикой и общими принципами, Л.Д. Ландау решил воспроизвести ее в виде полного курса, тесно связанного с его программой теорминимума.

Кроме того, Дау активно взаимодействовал с экспериментаторами института, много консультировал производственников и, конечно же, занимался собственными научными исследованиями. Несомненно, что харьковский период был для Льва Давидовича очень напряженным и плодотворным в научном отношении, ведь именно тогда началась реализация его идей по обучению теоретической физике и было положено начало знаменитой теоретической школы Ландау.

Один из бывших сотрудников теоротдела УФТИ Н.Е. Алексеевский так дополняет рассказ любимого ученика Ландау о том непростом периоде становления харьковской школы теоретической физики:

В то время он[8]уже был признанным главой харьковской школы теоретической физики. Он ввел в УФТИ сдачу теорминимума не только для теоретиков, но и для экспериментаторов: он считал, что многие экспериментаторы плохо знают физику и поэтому зачастую неправильно ставят эксперимент. (Он любил повторять по этому поводу: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят».) Научная молодежь УФТИ того времени буквально трепетала перед ним, так как экзамен он принимал чрезвычайно строго. На экзаменах в Харьковском университете, где он преподавал параллельно с работой в УФТИ, он поставил однажды больше 50 % двоек…