— Д-да. — Мария отбила дрожь зубами.

— Ты не гуляла в лесу. Ты шла к своему любовнику художнику и обнаружила Коротышку, лежащего здесь. Конечно, ты знала, кто это. Ты к нему не подходила, сразу же бросилась ко мне. Больше ты ничего не знаешь, поняла?

— Вы ему поможете? Что с ним? — Марии было тяжело сконцентрироваться на том, что говорит Карл. Сердце рвалось к молодому человеку, лежащему на земле. Никогда ранее так не походившему на скульптуру из пентеликонского мрамора, покрытую золотисто-бурой патиной.

— Ему уже никто не поможет, разве что черти в аду.

Глаза Марии расширились и вновь наполнились слезами. Очередного разведения потоков сырости Карл бы не выдержал. Отчаянно не хватало Моники рядом, с ее холодной, трезвой головой. Пацан мертв, хорошо. Просто отлично. Значит, дело получится замять. Можно будет свалить всю вину на исчезнувших охранников. Например, Матиас пропал бесследно. Хотя его в причастности к побегу Коротышки Карл подозревал меньше всего, не те принципы. Может быть, он тоже лежит где-нибудь в лесу, как этот каторжник или забитый до смерти, словно бык на скотобойне, Антонио.

Эта скотина, кстати, тоже отбросила концы удачно. Убийство Антонио моментально приобщили к делу о побеге. Кажется, у центра не было ни малейшего сомнения, что Антонио замешан в истории с Коротышкой. Ведь Антонио знал всех в городе, а за хорошие деньги мог выкупить свою душу у дьявола и продать ее кому-то другому. Его и посчитали основным виновником случившегося.

Естественно, он, Карл, тоже был под колпаком. Но благослови боже умницу Эльзу, усыпившую его. Так он выглядел всего лишь жертвой. Просто пострадавшим. Этой линии он был намерен придерживаться до конца. Осталось только сделать так, чтобы эта дуреха Мария не вляпалась в грязное дело по уши.

— Он мертв? — выдавила Мария.

— Только не вздумай рыдать! И вообще, ты о своем Альберте подумала?

— Он тоже мертв? — Марии было холодно, жутко, хотелось домой, в свою крошечную квартирку, на обогрев которой она не жалела денег, под бок к Бонифацию и подальше от этого всего. Жизнь была к ней слишком несправедлива. Потерять сразу двоих мужчин. Больше у нее наверняка не будет.

— Не знаю. Сейчас с этим вот разберемся и пойдем проверять твоего… живописца. Объяснишь, где он живет.

Карл снова подхватил Марию под руку и потащил к машине. Та не могла оторвать взгляда от лица мертвого Коротышки. Молодой человек напоминал зачарованного принца. Оливковая кожа, идеальные черты лица, темные глаза, казалось, пытливо вглядывались в свинцовое небо. Внезапно Мария дернулась, вырвалась из крепкого захвата Карла и рванула к Коротышке.

— Куда? — Карл попытался схватить ее, но девушка оказалась проворнее.

Она подбежала к Коротышке, села перед ним на колени, протянула дрожащую руку и закрыла ему глаза. Только в этот момент, когда прикоснулась к нему, она действительно приняла сокрушительную правду. Не будет у нее в жизни ни яхты, ни острова, ни красавца мужа. Она тихонько зашептала слова молитвы, но не успела ее закончить. Карл грубо схватил ее за шиворот и рывком поставил на ноги.

— С ума сошла?

— Я же не могла его оставить вот так…

— Могла! — заорал Карл. Нервы не выдержали. — Еще как могла! Он преступник, понимаешь? Из-за этой смазливой твари гибнут тысячи людей. Не надо делать из него героя, слышишь? Никогда! Он тварь, просто подонок!

Мария сжалась и дрожала мелкой дрожью, как бездомная собака, которую жестоким пинком выгнали в холод и сырость из последнего приюта.

Карл попытался взять себя в руки и продолжил более спокойным тоном:

— Версия меняется, скажешь, что ты подошла к нему и прикоснулась. Просто потому что ты дура. Поняла?

Мария не отвечала. Глаза закрыты, губы шепчут молитву. Карл снова встряхнул ее:

— Поняла?

Никакой реакции. Шок. Карл поволок продолжавшую бормотать молитву Марию к машине. Усадил на пассажирское сиденье и пристегнул ремнем. Она даже не открыла глаз. Осторожно, чтобы не улететь со скользкой дороги, он завел двигатель и медленно повел машину по направлению к городу.

Никого навстречу. Лишь два древних автобуса, один из которых привез очередную смену (после происшествия им прислали новый персонал из района. Все охранники, дежурившие в день побега, были временно отстранены от работы). А другой автобус курсировал в тщетной ежедневной надежде, что кто-то воспользуется его услугами.

Вначале Карл заехал в больницу. Не обращая внимания на причитания угрюмой медсестры «куда мне их всех девать, мест нет», оставил у нее Марию. Девица явно была в шоке. Пусть доктора что хотят с ней, то и делают. Такое состояние даже к лучшему. Пусть успокоится как следует перед тем, как отправиться на допрос. В том, что она его выдержит без действия успокоительных средств, Карл не был уверен.

Из больницы Карл отправился прямиком в тюрьму. Оставил машину Марии подальше от ворот и пошел пешком, дав себе несколько минут на размышления. Дождь монотонно стучал по мостовой. Обычно такая погода вызывала у него сон, но сейчас адреналин бурлил, тело и разум требовали действия. Ему предстояло решить проблему двух парней, временно разместившихся в его кабинете, и кажется, он нашел выход.

В собственный кабинет он вошел уверенным шагом (чего не случалось с того момента, как парни там обосновались) и с порога заявил:

— Коротышка мертв, его обнаружили в лесу полчаса тому назад.

Парни действовали, как братья-близнецы. Вначале равнодушный, ничего не значащий взгляд друг на друга, потом на Карла.

— Вы уверены? — равнодушно спросил Виктор.

— Абсолютно.

Карл подошел к столу и набрал короткий номер центра. Попросил соединить с моргом, к которому была прикреплена бригада санитаров. Вызвал их в тюрьму. Отсюда поедут вместе.

— Что с ним произошло? — поинтересовался второй.

— Вскрытие покажет. Чаю, господа? — впервые за долгое время он широко улыбнулся.

Он стоял под дождем в двадцати метрах от своего дома и смотрел на единственное окно, светившееся теплым желтым светом. Окно его дома. Оно было приоткрыто, и оттуда лилась музыка — Кира играла на виолончели. Совершенно невероятно, но она научилась играть на ней уже во взрослом возрасте. В детстве ее обучали игре на фортепиано, но у Андерса не было денег купить ей фортепиано, чтобы она могла продолжить музицировать.

После свадьбы, которую отец Киры посчитал мезальянсом, они вынуждены были довольствоваться теми скудными копейками, что он зарабатывал.

Кира пришла на помощь — устроилась учительницей в школу и никогда ни в чем его не упрекала. Она говорила, что им всего хватает, но Андерс был уверен — она врала. Ведь ей приходилось перешивать платья, мыть самой посуду, готовить, стирать и делать еще тысячу домашних дел, к которым она была совершенно не приспособлена. Сначала у нее ничего не получалось — мокрая посуда вылетала из рук и билась (в первый год их совместной жизни Кира разбила тридцать четыре тарелки и двенадцать чашек), белье отчаянно линяло, и у Андерса вскоре не осталось ни одной идеально белой рубашки, кастрюли пригорали, и частенько им приходилось довольствоваться на ночь бутербродами. Он поэтому и сменил работу в управлении, которой так гордилась Кира, но которая отнимала слишком много времени и сил. Должность простого охранника в тюрьме особого режима давала ему возможность чаще бывать дома и брать половину обязанностей на себя.