Просто сказала, что настроения нет, что заболела. Инфекцию подхватила просто.

Да и не соврала ведь. Действительно заболела, действительно знобило всю до дрожи. Правда, имя у той инфекции странное было. Такой даже всемирная организация здравоохранения не признала, в отличие от моего сердца.

— Где ты, Лесь? Я приеду. Рядом буду, — едва в голос не засмеялась истерически. Приедет? Гордости совсем нет, что ли? Зачем пресмыкается передо мной, когда знает, что будущего нет? Что не люблю его и никогда не смогу полюбить.

— Не нужно, Тим. Всё нормально. У меня Янка под боком. Знаешь, какая она помощница? — Разговор на непонятной ноте закончился. Вроде бы, Вольский решил в покое оставить, но как-то быстро слишком, как мне показалось.

А посреди ночи снова трель мобильного телефона раздалась. На экран даже не взглянула, отвечая на звонок. Решила Вольского отчитать за то, что в покое никак не оставит. Что дышать спокойно не даёт со своей заботой ненужной.

— Тимур, я сплю вообще-то. Сказала же, не нужно никуда приезжать! Без тебя разберусь, — интонации строгость придала, надеясь, что не переборщила с грубостью.

— Даже так? — Обомлела. Душа в пятки ушла просто.

— Ты? — Неуверенно протянула, погружаясь всё больше в ступор.

— Я, — ответил, как отрезал.

Слёзы горло задушили. Язык будто проглотила. В голове туман появился, а перед глазами — пелена. На ватных ногах на балкон поплелась. На табурет присела, чтобы с ног не свалиться от волнения. Курить принялась. Долго зажигалку не могла зажечь. Всё чиркала и чиркала колёсиком, пока его голос не раздался: "Куришь?".

— Курю, — тихо ответила, затягиваясь серым дымом.

— Я тоже, — в трубке услышала, как он глубоко затянулся, а затем шумно выдохнул. — Как твои дела? Как командировка?

— Правду сказать? — Замешкался в ответ. А затем протянул "Угу". — Паршиво, Тимур. Настолько паршиво, что даже не знаю, что ответить.

— А ты попробуй, — обыденным тоном произнес, а я даже иронично ухмыльнулась. Всё у него так просто, так легко!

— Тебя когда-нибудь предавали? — Осмелилась разговор продолжить, закуривая вторую сигарету.

— Всякое бывало, — слишком быстро признался.

— А так, чтобы в сердце болело? Так предавали? — Голос дрогнул, а вместе с ним и печальная струна в душе.

— У меня нет сердца.

— Я так и поняла. Иначе, не могу найти оправдания твоему поступку. Одно хочу спросить. Почему, Тимур? — Смелости набралась, и ждать принялась. Вот только совсем не ожидала, что ответ настолько честным будет.

— А ты и не ищи, Леся. Сам не могу найти. Я звоню не затем, чтобы отношения выяснять. Извини, не любитель подобных сцен. Ты у меня дома свою серёжку забыла. Я тебе её по почте вышлю, ладно?

— Ты не офигел, Ариевский? — Дальше было много текста. Я просто с цепи сорвалась, высказывая все, что в душе накипело.

Он долго слушал, а затем всё-таки сказал:

— Глупая ты девочка, Алеся. Так ничего и не поняла. Да и ладно. От своей мечты не отказываются, даже ради любви. А любовь в моей работе — совсем ни к чему. Извини, Лисёнок. Но есть вещи гораздо важнее, чем хороший секс.

Вызов завершил, даже не прощаясь. Я долго не могла поверить в услышанное. Кажется, ещё минуту в ступоре пребывала, а затем крышу снесло. Голова с катушек слетела просто. Во все горло заорала "Ненавижу". Повторяла, как мантру одно и то же слово. На мой крик Кононова прибежала. К груди трепещущее тело прижала, приговаривая: "Всё хорошо. Все будет хорошо. Скоро, Тимур приедет". А я даже слушать не хотела. От одного только имени на рвотный рефлекс тянуло.

И он приехал. Действительно. Утром проснулась и первым, кого увидела перед собой, был сидящей на полу возле кровати — Вольский. Даже моргать принялась быстро-быстро, думая, что снится мне. Но только он настоящим был, из крови и плоти. Смотрел на меня с какой-то грустью в глазах, а мне было впору сдохнуть ночью, прямо на том балконе.

22

Труднее всего было первый месяц. Каждый день был похож на предыдущий. Работа, дом, автошкола. Всё вращалось по знакомому кругу, будто по расписанию в школьном дневнике. Я чётко знала, что ожидает в понедельник утром, а что — в пятницу вечером. Жить заново училась, снова. Пыталась в руки себя взять, чтобы на тряпку перестать быть похожей, чтобы стимул новый обрести. Да только не получалось. Совсем не получалось. Ночью, когда одиночество в свои сети поглощало, задохнуться хотелось. Хотелось глаза закрыть и никогда не просыпаться. Понимала, что глупо всё это. Понимала, что давно уже не в том возрасте, чтобы из-за безответной любви так убиваться. Ведь проходила эту школу. Наступала на эти же грабли. Ведь выжила, так?

В себе закрылась, никого близко не подпуская. С подругами общаться перестала. Не было желания изображать счастье, которое у меня ассоциировалось с болью. Именно боль мне оставил в награду Тимур. Видимо, я слишком была счастлива за то короткое время, что мы были вместе, а теперь приходилось платить по счетам. И я платила, по полной. Себя всю растеряла в этой любви. На крупицы рассыпалась, забыв о том, кто я есть. Не было больше Соболевой Алеси. Нынче в зеркале отражалась грустная женщина с явным унынием на лице.

К новому инструктору привыкла сразу. В отличие от Ариевского, Артем был мягким и добрым от природы. Никогда не повышал голос. Никогда не ругал, если допускала ошибку. И даже, когда однажды сдавала задним ходом и наехала на стекло, порезав шину, инструктор не принялся вопить во всё горло, чтобы точно сделал Тимур. Нет. Артем лишь глаза закатил, устало лоб потер, а затем сказал, что нужно быть внимательнее и по зеркалам смотреть чаще.

Вождению в городе меня обучал именно Артем. И слава богу, что это был именно он. Иначе, я бы уже давно бросила эту затею с получением водительских прав. Дорожные знаки, движение в потоке, перекрестки, пешеходы, пробки. Головой приходилось вертеть как на шарнирах. Да ещё и передачи вовремя переключать на коробке. А ещё, как назло, сзади постоянно поджимали другие машины, а самые наглые подрезали прямо перед носом.

Артём не