От возмущения я вскочила и принялась носиться по гостиной, едва не наступив на Горацио.

– Теперь понятно, кто пытается нас выжить отсюда. Это Джеймс! Ну да, это он!

– А ты его приглашала в эту квартиру? – спросил Дэниел, взяв меня за плечи и остановив мои метания.

– Нет. Я купила ее через год после развода.

– А он тут кого-нибудь знает?

– Только беднягу Холлидея. Но все это безобразие началось еще до того, как Энди сюда переехал. И потом он не в том состоянии, чтобы разрисовывать стены краской. Ему не до этого.

– Ты права. Коринна, ты, главное, успокойся и послушай, что я тебе скажу. Даже если это Джеймс, не стоит на него вот так сразу наезжать. Это ничего не даст. Никаких улик против него у нас нет. И потом у него наверняка есть сообщник. Тот, кто знает в доме все ходы и выходы. Джеймс не знает.

– Верно, – согласилась я. – Ну ладно. Отпусти меня. Мне нужно попросить прощения у Горацио. Я его чуть не раздавила.

– А мне нужно смазать перила твоего балкона чем-нибудь жирным, – заявил Дэниел. – Бредни про блудниц – это пустяки, а деньги, и притом немалые, это мотив серьезный.

Мне удалось выманить Горацио из-под кушетки, успокоить его оскорбленные чувства с помощью кошачьего коктейля и немного успокоиться самой. Джеймс! Каков наглец! Он что, решил, будто я сделаю так, как он захочет? А может, я сама внушила ему это за годы совместной жизни?

Я пошла на кухню, достала джин, а сама все думала и думала. Наверное, это я во всем виновата. Джеймс с его отвратной манерой устраивать по утрам жесткие дискуссии вынуждал меня уступать ему – сначала потому что я хотела сделать мужу приятное, а потом мне просто стало наплевать, что и как он делает. В результате Джеймс привык к мысли, что жена у него мягкая и сговорчивая женщина. Как же он удивился, когда я заявила, что ухожу от него, и отдала ему ключи! А как разозлился! Расстались мы с ним ужасно. Может, именно поэтому я столько лет даже не пыталась найти себе любовника или, как выражаются нынче, партнера. Правда, в конце концов мы с Джеймсом вроде как простили друг друга, но друзьями так и не стали.

И теперь уж точно не станем. Надо спросить у соседей: может, им присылают рекламу этой компании? И если это так, надо срочно ввести их в курс дела.

Да, с Джеймсом мне все понятно. Он ничуть не изменился. Я взяла буклет и начала читать с пристальным вниманием. Будучи бухгалтером, я без труда обнаружила в нем массу изъянов: и мелких (как насчет разрешения на снос? а ограничение высотности зданий? а проблемы с наследниками?), и размером с залив Порт-Филлип (финансирование? активы? капитал?).

Да, главный вопрос – это именно капитал. Я не поняла, каким образом компания собирается его наращивать и что за дела у нее с банком из Сингапура. Все цифры были состряпаны абы как. Короче, в проспекте содержались по большей части демагогические разглагольствования и ничем не обоснованные обещания. Когда Дэниел вернулся с балкона, я ему так и сказала.

– Может, мы тогда зря волнуемся? – спросил он. – Тогда никто не станет вкладывать в них деньги, и предприятие лопнет само собой.

– Может, так и будет. Но рассчитывать на это нельзя. Раскупают акции и куда более странных предприятий. Ведь рынок ценных бумаг работает по принципу песочницы. Стоит одному ребенку сказать, что красные леденцы самые вкусные, как все дети захотят именно их. Знаешь, это своего рода стадный рефлекс. Все хотят только красные леденцы, пока не выяснится, что они пачкают губы, и кто-нибудь не скажет, что зеленые леденцы помогают освоить скейтборд. И тогда красные уже никому не нужны, и все хотят исключительно зеленые. На рынке та же психология, что и на детской площадке.

Дэниел слушал меня с живейшим интересом, что было приятно, а вид у него был несколько обескураженный – как у всех людей, не искушенных в денежных делах, при столкновении с жестокой реальностью мира капитала. Между тем я продолжила лекцию:

– Однако для начала ему придется убедить нас продать свои квартиры. Ведь мы не просто жильцы, мы владельцы. И ему придется уговаривать всех и каждого.

– Пока что он никого не уговаривает, а просто запугивает женщин, – заметил Дэниел.

– А что, по-моему, это хорошее начало, – парировала я.

Мы поднялись в сад не в лучшем расположении духа. «Господи, мне так тут нравится! – думала я, любуясь панорамой города. – Не позволю Джеймсу и его дружкам выжить меня отсюда». Мы сели в розовой беседке, и я налила нам коктейль. Горацио снова скрылся в кустах. Интересно, что у него там за дела?

И тут вечернюю тишину разорвал крик Труди. Мы подбежали к ней, и она показала на траву, которой так гордилась. Почти вся лужайка пожухла. Приглядевшись, я увидела, что полоски мертвой травы складываются в буквы: «ШЛЮХА». Труди заплакала. Я еще ни разу не видела слез на ее лице.

– Как же он это сделал? – спросила я.

– У меня пропадать вещи, – сквозь всхлипы сказала садовница. – Сначала пестицид. Потом гербицид. Он сделать это гербицидом. Полить им траву. Когда я его поймать… – Тут она перестала плакать и сжала руки в кулаки. А руки у Труди рабочие. Сильные руки. – Когда поймать, я его убивать.

– Давайте снова позвоним нашей несчастной полисменше, – предложила я. – Успокойтесь, Труди. Глотните моего джин-тоника и вытрите слезы.

Труди уже не плакала. Не обращая внимания на протянутый ей стакан, голландка схватила бутылку джина, сделала внушительный глоток, а потом тряхнула головой и выпалила:

– Просто шок. Но я все равно убивать его!

Лепидоптеру Уайт, бьюсь об заклад, от всех нас уже мутило, но она тут же явилась. Внимательно осмотрев выжженную траву, она заметила то, что все мы упустили, – след ботинка на лужайке.

– Похоже, этот тип хромает, и каблук на одном из ботинков нуждается в набойке, – сказала она. – А еще мы знаем, что он довольно неуклюжий. Хотя, возможно, это результат магического заклинания.

Поскольку Мероу сегодня лавку не открывала, она тоже поднялась в сад. Услышав последнее замечание миз Уайт, она соизволила улыбнуться. Вот это да – Мероу улыбается полисменше! Чудеса, да и только! После того, как миз Уайт сделала несколько снимков на месте преступления, мы снова принялись утешать Труди, и в конце концов все плавно перетекло в импровизированную вечеринку. Профессора, впервые самостоятельно вышедшего с палочкой на прогулку, усадили в розовую беседку. Даже Энди Холлидея с неразлучной бутылкой нам удалось вытащить из квартиры на свет божий.

Многие наши жильцы, конечно, трудились в поте лица, а компьютерных умников при свете дня на улицу не выманишь – того и гляди, превратятся в монстров из какой-нибудь новомодной игры или растворятся в воздухе как призраки. Я спустилась домой за бокалами и оставшимися маффинами.

Старший констебль Уайт взяла кексик, уселась на предложенный стул и через пару минут с увлечением обсуждала с Труди, как лучше ухаживать за азалиями. А я и предположить не могла, что про цветы можно столько всего рассказать!.. Дэниел с профессором принялись философствовать об устройстве мира (социума) и способах достижения всеобщего мира (согласия). Мы с Мероу тоже нашли себе местечко под солнцем и наслаждались последними лучами ультрафиолета. Холлидей с минуту молча взирал на Дэниела, а потом моргнул и буркнул: