— Нет, я в Марбре я нашёл всё, что хотел. И даже больше, — он помолчал. — Потому что я приезжал туда из-за вас. С утра до меня дошли слухи о том, что с вами случилось. Тревожить вас дома я не посмел. Потому и отправился к Ренельду, чтобы разузнать всё подробнее. Ведь он лично занялся расследованием этого случая.

Показалось, в его тоне проскользнуло лёгкое недовольство.

— Да, его светлость весьма требовательно подошёл к делу, — я поймала себя на том, что раздражённо сдёргиваю с руки перчатку.

Одна только мысль о месье донавателе — и в груди словно бы что-то закипает. Так и клокочет, толкая на самые колкие выражения и на самые резкие поступки. Как вообще можно было уродиться таким несносным, упрямым и в то же время притягательным, как портал в Бездну?

Я что, подумала «притягательным»? Гнев Первородных… А эта заклятие привязки точно не сработало? От соприкосновения, например, или взаимодействия наших аур… Иначе откуда у меня такие мысли?

Собственные рассуждения о герцоге разозлили ещё больше. Как бы теперь не досталось Ксавье.

— Да, Ренельд всегда относится требовательно к себе самому и к окружающим, — тот вновь покосился на меня. — Но, стоит признать, он последнее время ведёт себя немного странно.

— Вот уж не знаю, в чём может быть причина!

Видимо, побочное действие зелья. Кто знает, какие неудобства оно ему доставляет. Может, у него непроходящая изжога на фоне повышенной мужской силы. Гремучая смесь! По крайней мере, когда он оказывался так вопиюще близко от меня, это особое напряжение на грани срыва я чувствовала всей кожей. И, что самое скверное, в этот миг мой разум точно проваливался в темноту.

Словно распознав истинный смысл моих слов, Ксавье как-то подозрительно хмыкнул. А не рановато ли для ревности, ваше сиятельство?

— Всё же надеюсь, что он не доставил вам слишком большие неудобства. Вам ведь сейчас нужно восстанавливаться после нападения. А он заставляет вас выезжать так далеко от имения!

— Не стоит беспокоиться, — я качнулась вперёд и коротко пожала его руку. Маркиз изумлённо вскинул брови, попытался перехватить мою кисть, чтобы задержать в своей, но я ловко ускользнула. — К сожалению, дела за меня решить никто не может. Потому так или иначе я всё равно отправилась бы сегодня в Жардин… Кстати, спасибо вам за цветы. Они просто чудесны.

Если не учитывать то, что Лабьет сегодня с утра растоптал пионы своими огромными лапищами так, что они сгодились бы лишь в салат. Получил по загривку тяжеленной вазой — и хоть бы что! Умчался от меня прочь ещё быстрее, весь мокрый, в ошмётках цветов. Этот громила, кажется, твёрдо вознамерился разрушить ту часть дома, которую не разрушила я сама. Потому хорошо, что он остался со мной всего на день. Мадам Хибоу, наверное, до сих пор пьёт успокоительные капли.

— К сожалению, они не могут передать и десятой части моего восхищения вами, — ответил его голубоглазое сиятельство. — И уж никак не могут сравниться с вами в красоте.

И замолчал, кажется, вполне довольный собой. Признаться, за всю мою жизнь мне не отвешивали столько комплиментов за такой короткий промежуток времени. Робкие попытки Перетта и похвалы Эдгара, когда я достигала очередной поставленной им задачи, и сравнивать глупо.

— Не боитесь обмануться на мой счёт? — мне и правда стало слегка неловко. Щёки загорелись, но скорее от какой-то смутной досады. Как будто что-то в этом было не то. Не то, чего я хотела.

— Знаете, я больше опасаюсь упустить случай. Не думайте, я не глухой. И слышал, что о вас говорили мужчины на балу в Энесси. Едва не все через одного они так или иначе рассуждали о том, что неплохо было бы захомутать такую «хорошенькую куколку». Уж простите за подробности, — он хитро улыбнулся. Думается, в этих подробностях есть весьма чёткий расчёт. — Знаете, при такой потенциальной конкуренции любой встревожится. И когда я проснулся утром после бала, понял, что для меня будет огромной ошибкой уповать на изменчивую фортуну.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Значит, вы решили проявить упорство… — я прямо посмотрела на него, пытаясь понять, насколько он искренен.

— Наше с вами общение даёт мне повод думать, что оно может быть весьма плодотворным.

— Скорее я назвала бы это надеждой.

— Не суть, — Ксавье беззвучно рассмеялся, словно моя наивность его вдруг развеселила.

Как будто я уже в ловушке, и он намерен лишь дать мне немного потрепыхаться, прежде чем вынуть меня из силков и сделать со мной всё, что вздумается.

За, казалось бы, лёгкой и приятной, а на самом деле весьма полезной для меня беседой мы доехали и до Головного отделения Жардинской жандармерии по делам магических правонарушений.

Но едва карета приблизилась к подъездной площадке, как с бокового переулка нам наперерез выкатился другой экипаж. Мой кучер едва успел остановить лошадей, чтобы не случилось столкновения. Я невольно выглянула в оконце — похоже на служебный фургон. И отчего-то сразу в голову закралась нехорошая мысль: а не случилось ли очередного нападения на кого-то из магов?

Ксавье помог мне выйти из блаженной прохлады экипажа на жаркую полуденную улицу. Благо тень от внушительно-строгого здания Жандармерии укрывала значительную её часть. Да и вообще оно производило довольно подавляющее впечатление всеми этими колоннами, небольшими окнами, словно в какой-то крепости, и чуть подрагивающими на ветру полотнищами с гербом Гриффанружа — на стене у входа.

Раньше здесь располагался какой-то банк, название которого никто теперь и не вспоминал.

Во время затяжной войны с соседним королевством таких контор появилось несметное множество. Многие поднялись на торговле оружием и магическими артефактами. И раз они имели средства, то могли пускать их в оборот, выдавать ссуды, в том числе и государству. Однако, когда всё стихло и в Гриффанруж наконец вернулся мир, то стали открываться самые неприглядные детали многих сделок. И магических тоже.

Конечно же, полетели головы неугодных.

Владельца этого банка отправили отбывать наказание в одной из тюрем. А в удобном и большом здании, словно в назидание остальным, расположили Управление.

Мы с Ксавье поднялись на высокое крыльцо. А в холле нас встретил дежурный — за деревянной стойкой, заваленной бумагами и письмами так, что едва можно было понять, есть ли там кто-нибудь.