Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы подошли к спуску в подвал, нас уже там ждали грековские специалисты, поэтому допрос пошел сразу, как я снял с Фадеева сон. Правда, начал его Шелагин старший, и не по канону.
— Вот скажи мне, Павел Леонидович, — задушевно произнес он, — как ты докатился до жизни такой?
Фадеев заторможенно огляделся, подергал рукой, прикованной наручниками к железному стулу, и выдал:
— Вы что, меня похитили? Да вас размажут.
— Кто размажет? — так же задушевно поинтересовался князь Шелагин. — Кому ты нужен, шелупонь мелкая. Одним губернатором больше, одним меньше — никто и не заметит. Заменят тебя на твоего заместителя, и никто не заметит. А кто заметит, порадуется, потому что он наверняка не отправлял группы взрывать других князей и не ввязывался в заговор против власти.
— Что вы несете, Павел Тимофеевич?
— Нести придется тебе и лучше добровольно, потому что отсутствие конечностей еще никого не украсило. — Шелагин-старший хищно усмехнулся. — А ведь я тебя предупреждал, Павел Леонидович, чтобы вы на нас не рыпались. Не ту ты сторону выбрал, не ту.
Он развернулся и сделал нам знак уходить. В то же время один из подручных Грекова принялся выкладывать настолько устрашающе выглядящие инструменты, что я решил, что, пожалуй, не хочу присутствовать при допросе,
— Стойте! — заверещал Фадеев. — Не я отправлял людей, Витька! Я даже не знал, пока он не позвонил и не сказал, что они не вернулись.
— Это у тебя такой бардак, что кто угодно может отправлять группы ликвидации?
— Виктор — не кто угодно, он наследник. У него права почти как у меня.
— Нам он не интересен. Только Живетьева. Где она сейчас?
— Не знаю! — истерично выкрикнул Фадеев. — Она вчера ко мне сама пришла.
— Что сказала про реликвию?
Фадеев молчал, и дружинник проверил работу циркулярной пилы. Та взвизгнула и почти одновременно с ней взвизгнул Фадеев:
— Что ее перенастроит так, что сможет править страной и выдать нам персональные реликвии. Последнее только в случае нашей поддержки. Кто бы не согласился? Всем известно, что цесаревич слаб.
— Куда она собиралась?
— Не знаю. Живетьева о своих планах не рассказывала. Она обещала сама появиться завтра вечером. — На этом моменте Фадеев сообразил, на что он может надавить, и затараторил: — Если меня не будет дома, то вы не сможете с ней встретиться. Без меня у вас ничего не выйдет. Я ключевое звено. Моя жизнь и целостность важны. Я против вас не играл. Хотите отомстить — убейте Витьку.
— Не жалко сына-то, Павел Леонидович?
— У меня второй есть, поумнее, а жизнь одна. Этому балбесу все на блюдечке приносишь, а он постоянно меня подставляет. Думаете, вы первые, с кем у меня из-за Витьки конфликт?
Фадеев приободрился, с чего-то решив, что сможет вывернуться, откупившись старшим сыном. Честно говоря, смотрелось это мерзко, поэтому продолжение разговоря я слушать не стал, решил, что Глюку пока еще рано при таком присутствовать. Еще не выдержит щенячья психика — и будет мой питомец писаться по ночам от страха. Правда, он и сейчас это делает, но по другой причине. Пусть всё так и остается.
Глава 19
Шелагины и Греков тоже надолго не задержались на допросе и всей толпой пришли ко мне. Почему-то самым первым я спросил:
— Вы действительно используете циркулярку при допросах?
— Нерационально, — ответил Греков. — Крови много, толку мало. Есть куда более эффективные способы. А это так, психологический эффект. На Фадееве прекрасно отработал. У него богатое воображение: представит, как куски ноги отпластываются, — и сразу начинает петь. Правда, нам это не сильно помогло. Он действительно не знает, где Живетьева.
— Зато знает, кто из князей и губернаторов встал на ее сторону, — заметил Шелагин-старший. — В связи с этим встает вопрос, стоит ли об этом сообщать цесаревичу. Да и вообще, стоит ли сообщать его стороне обо всем, что мы узнали и узнаем. С одной стороны, у него намного больше возможностей, с другой — он вполне определенно сказал, что планирует княжества ликвидировать. И наверняка не только мне, иначе Живетьева не вербовала бы с такой легкостью сторонников среди князей.
Греков задумчиво поскреб подбородок.
— У него это единственная возможность удержать власть. Он слабый как правитель. Реликвии у него нет, а если отобьют — для него разницы особой не будет. Не откликалась у отца — не откликнется и у сына. Даже с учетом государственной машины в борьбе между ним и Живетьевой я ставлю на последнюю.
— Именно, — согласился Шелагин-старший. — Причем, если Арина Ивановна устранит всю правящую семейку, у нас появляется очень интересный вариант, связанный с тем, что Илья может настраивать реликвии на конкретного человека. То есть нам тоже есть что пообещать губернаторам.
— В варианте смерти цесаревича вполне возможно, что князья согласятся на Живетьеву, — скептически сказал Шелагин-младший. — Никому не нужны опасные волнения в стране.
— Именно. Но в наших планах нет оставления ее в живых. Зато нужно сделать так, чтобы любые волнения очень быстро закончились.
Фактически Шелагин-старший сейчас предлагал захватить верховную власть, опираясь на мои способности. И если решать, будем ли мы ввязываться в это дело, если случится смерть императорской семьи, было рано, то размышлять над тем, оказывать ли ей дальнейшую помощь, было самое время.
У меня от разговора Шелагина-старшего с цесаревичем осталось странное впечатление. Благодарности последний не испытывал, разве что поделился ближайшими планами. И планы эти не шли на пользу Шелагиным, а значит, и мне не шли. Запланированное отнятие власти у князей не пройдет бескровно: слишком большой властью обладали князья, чтобы от нее с легкостью отказаться. Для них вариант Живетьевой был предпочтительней даже с учетом того, что реликвию перенастроить не удастся.
— По экранируемым помещениям что-то прояснилось? — спросил я у Грекова.
— Парочку выявили. Наблюдателей отправил. Если будет какое-то шевеление или обнаружится Живетьева — сообщат. Но в свете планов Павла Тимофеевича решать прямо сейчас вопрос со старухой нельзя.
— А изъять у нее реликвию? — предложил я. — Если она собирается