Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопросы об изгнании кого-либо по закону об остракизме решались на заседаниях народного собрания. Аристотель сообщает, что «в шестую пританию… пританы ставят на голосование поднятием рук еще вопрос относительно остракизма – находят ли нужным производить его или нет» (Arist. Аrist. Рol. 43. 5). Голосование по конкретным кандидатам на изгнание проводилось, как сообщает Филохор, в восьмую пританию или накануне ее (FGrHist 328 F30)[613]. Он же говорит о девяти архонтах и совете, которые осуществляли руководство при проведении процедуры остракизма. Впрочем, подобная схема могла возникнуть несколько позднее, о чем мы еще скажем ниже.
Другими словами, это была демократическая мера, как по форме, так и по содержанию. Ее демократический характер был очевиден уже для Аристотеля. Говоря о том, что благодаря законам Клисфена государственный строй стал более демократичным, нежели солоновский, он добавляет: «…Законы Солона упразднила тирания, оставляя их без применения; между тем, издавая другие, новые законы, Клисфен имел в виду интересы народа. В их числе издан был и закон об остракизме» (Arist. Аrist. Рol. 22. 1; cp.: 41. 2).
Итак, если закон об остракизме был частью реформ Клисфена, следует поставить еще один вопрос – почему остракизм не применялся до 488/7 г. до н. э. Исследователями предлагаются различные варианты ответа на него: от предположения о неизвестных нам ранних остракофориях до принятия данного закона в 488/7 г. до н. э. вернувшимся в политику Клисфеном[614]. И.Е. Суриков объясняет задержку сложностями политической обстановки в Афинах – отсутствием перспектив для проведения результативных остракофорий[615]. Некоторые исследователи, опирающиеся на анонимный источник византийского времени (MS Vaticanus Graecus 1144), полагают, что первоначально голосование о применении закона об остракизме проводилось в совете 500 и лишь затем – в 488/7 г. до н. э. – было передано народному собранию[616]. Э. Раубичек, один из тех, кто принимает свидетельство данного источника, считает, что сведения упомянутого источника восходят к Феофрастовым «Законам»[617]. Это, по мнению автора, должно придать дополнительный вес упомянутому выше документу (MS Vaticanus Graecus 1144). Однако не кто иной, как Феофраст, в числе первых изгнанных по закону об остракизме упоминает Тезея, что вряд ли может быть принято (Suida s.v. ἀρχὴ σκυρία).
Свою трактовку данного текста предлагает И.Е. Суриков. Он считает, что изгнание судом черепков существовало уже в период архаики, т. е. до Клисфена (протоостракизм). Его корни уходят в глубокую древность и, возможно, связаны с ритуалом изгнания «козла отпущения». Именно тогда, считает И.Е. Суриков, остракизм мог находиться в ведении совета (буле), а в момент реформ Клисфена был передан народному собранию[618]. С этим можно было бы согласиться, если бы мы имели на руках документы, подтверждающие сей факт. До их появления данное предположение остается лишь допущением, имеющим к тому же в качестве основания информацию позднего источника. А если говорить в общем, то в реальность протоостракизма верится с трудом, хотя мы отдаем себе отчет в том, что Клисфен, вводя эту процедуру, мог опираться на какую-то традицию.
Другими словами, оценивая значение MS Vaticanus Graecus 1144 в целом, мы солидаризируемся с мнением П. Родса, считающего эту информацию ошибкой[619]. Если остракизм действительно находился в ведении совета, возникает целый ряд вопросов. Можно ли с определенностью трактовать черепки, относящиеся к эпохе архаики, как острака, т. е. как свидетельства проводившихся (пусть даже только в совете) остракофорий? Наконец, если протоостракизм действительно существовал, почему остракофории прекратились с принятием закона об остракизме? Дело в том, что мы не имеем ни одного остракона, относящегося к первым декадам V в. до н. э., т. е. ко времени, предшествующему 488/7 г. до н. э.[620] И этот вопрос не снимается, даже если предположить, что для применения закона (или изгнания) не набиралось кворума, или требуемого большинства.
Таким образом, мы склонны полагать, что принятый Клисфеном закон не применялся до 488/7 г. до н. э., т. е. имела место задержка[621]. И наше дальнейшее изложение будет попыткой ответа на вопрос о ее причинах. Задержка могла быть связана уже с тем, что Клисфену было отпущено слишком мало времени для реализации заявленной им программы, частью которой был и закон об остракизме. В предыдущем разделе мы уже высказали предположение о том, что реформатор сходит с политической арены сразу после похода на Афины спартанского царя Клеомена и его союзников. Иначе говоря, он мог и не успеть ввести в действие ранее обещанный закон. Не потому ли и Геродот, упоминающий Клисфена и его реформы, сообщает только о реформе фил, ни слова не говоря ни о создании совета, ни о возникновении коллегии стратегов, ни тем более об остракизме?
Здесь уместно повторить еще раз ранее высказанные предположения. Если Клисфен действительно сошел с политической арены, ряд последующих реформ – созданные в 501/0 г. до н. э. совет 500 и коллегия стратегов – могли и не быть связаны с именем Клисфена. А в период между 508/7 и 501/0 гг. никакого совета могло просто не существовать[622]. Кстати сказать, без совета не могла работать та схема проведения остракофорий, которую рисует Аристотель: пританы, т. е. члены совета 500, не могли руководить данной процедурой. Впрочем, участие совета и пританов является, скорее всего, поздней новацией[623]. Равно как и ежегодное голосование по вопросу о применении закона об остракизме[624].
Что же еще (помимо ухода Клисфена из политики) могло стать причиной задержки реализации закона об остракизме? Отвечая на этот вопрос, выскажем следующее предположение. Мы полагаем, что вплоть до 488/7 г. до н. э. у афинского демоса не было либо оснований, либо возможностей для применения закона об остракизме. Это предположение базируется на другом заявляемом нами тезисе: остракизм был создан в интересах демоса и был инициирован им. Иначе говоря, он стал применяться только тогда, когда народ, по словам Аристотеля, почувствовал уверенность в своих силах (θαρροῦντος ἤδη τοῦ δήμου) (Аrist. Ath. Рol. 22. 2).
Впрочем, на сегодняшний день едва ли не доказанным считается, что начало первых остракофорий может быть связано исключительно с именем отдельного политика, заинтересованного в ослаблении своих оппонентов. Чаще других звучит имя Фемистокла[625]. Справедливости ради заметим, что среди инициаторов первых остракофорий могли быть и другие влиятельные в ту пору политики, например Аристид или Ксантипп[626].
Для того чтобы высказать