«Фалез» пользовался популярностью у богатых сластолюбцев, пожелавших устроить своим любовницам увеселительное путешествие по Ламаншу на выходных. Здесь не было паспортного контроля и не задавали особых вопросов. В теории корабль должен был сразу же отплывать от берега Франции, но неофициально он всегда проводил в Сен-Мало несколько часов, чтобы пассажиры могли насладиться французской кухней и видами. «Фалез» пристал к берегу на следующее утро в 11.45. Берджесс и Маклин оставили багаж на борту, спустились по трапу вместе с другими пассажирами, а потом ускользнули, смешавшись с толпой. На такси они доехали до вокзала в Ренне, затем сели на поезд, идущий до Парижа, а потом на другой поезд — до Берна, где Николас Эллиотт, даже не подозревая о том, что два беглеца оказались в его краях, наслаждался ужином в отеле «Швайцерхоф».

Эллиотт считал ресторан этого отеля одним из лучших в Европе, а особенно ценил тамошнее фуа-гра. «Лучшего я в жизни не пробовал, — утверждал Эллиотт, — даже в Страсбурге». Метрдотель по имени Тео был одним из информаторов на жалованье у Эллиотта, а потому всегда находил для него столик. Субботний ужин в «Швайцерхофе» стал для Эллиотта своего рода традицией.

Вечером двадцать шестого мая, пока Эллиотт смаковал фуа-гра, меньше чем в миле от него у советского посольства затормозило такси. Эллиотт узнал бы обоих пассажиров. Берджесс был завсегдатаем вечеринок у Харриса, и они с Филби и Эллиоттом нередко обедали в ресторане «Прюнье» на Пикадилли. Однажды Берджесс претендовал на преподавательскую должность в Итоне, но его заявка была отвергнута, когда Клод Эллиотт узнал о его неподобающем поведении. «Жаль, что Форин-офис не потрудился таким же образом навести о нем справки», — горестно заметил Николас впоследствии. С Маклином он тоже неоднократно встречался.

Несколько часов спустя Берджесс и Маклин уже вышли из советского посольства с фальшивыми паспортами, оформленными на вымышленные имена. Потом они сели на поезд до Цюриха, а там уже — на самолет до Стокгольма, с остановкой в Праге. В пражском аэропорту, теперь уже в безопасности (за «железным занавесом»), оба перебежчика вышли из зоны прибытия и были быстро препровождены в ожидающую их машину.

В понедельник утром «Наблюдатели» понапрасну наблюдали, как поезд из Тэтсфилда прибывает на вокзал Виктория уже без Маклина. Чуть позже Мелинда Маклин позвонила в Форин-офис, чтобы сообщить, что ее муж вышел из дома в пятницу вечером с мужчиной по имени Роджер Стайлз и с тех пор она его не видела. Сотрудник Форин-офиса позвонил в МИ-5. Особый отдел сообщил, что машина, взятая на прокат Гаем Берджессом, брошена на причале в Саутгемптоне. Британское правительство волной захлестнул ужас.

Форин-офис разослал срочные телеграммы в посольства и резидентуры МИ-6 по всей Европе с инструкциями «любой ценой и любыми способами» задержать Берджесса и Маклина. Объявление об их исчезновении содержало описание беглецов: «Маклин: шесть футов три дюйма, нормального телосложения, с короткими, зачесанными назад волосами, с левым пробором, легкая сутулость, тонкие, плотно сжатые губы, длинные худые ноги, небрежно одет, много курит, много пьет. Берджесс: пять футов девять дюймов, худощавого телосложения, смуглый цвет лица, темные кудрявые волосы с проседью, круглолицый, гладко выбрит, слегка косолапит». В Берне Эллиотт дал указания собственным наблюдателям глаз не спускать с советского посольства. Один из его коллег приготовил «графин с отравленным скотчем» — на случай если бы известные своей жаждой беглецы объявились и их потребовалось бы обездвижить. Но к тому времени за Берджесса и Маклина уже поднимали бокалы в Москве.

На следующее утро после того, как обнаружили пропажу Берджесса и Маклина, в британское посольство в Вашингтоне доставили длинную шифрованную телеграмму с пометкой «совершенно секретно». Джеффри Патерсон, представитель МИ-5 в Вашингтоне, позвонил Киму Филби домой с вопросом, нельзя ли позаимствовать его секретаршу Эдит Уитфилд, чтобы она помогла ее расшифровать. Филби охотно дал разрешение. Спустя несколько часов он зашел к Патерсону — тот сидел в своем кабинете в посольстве с серым лицом.

— Ким, — полушепотом сказал Патерсон. — Птичка улетела.

— Какая птичка? — спросил Филби, стараясь придать лицу изумленное выражение. — Не Маклин?

— Да, но тут кое-что похуже… Гай Берджесс бежал вместе с ним.

Теперь тревогу уже и изображать не приходилось. Берджесс гостил у него в доме всего несколько недель назад. Филби был одним из тех, кого держали в курсе расследования дела Гомера, а значит, он мог предупредить Маклина. Все трое вместе учились в Кембридже. МИ-5 непременно заинтересуется его дружбой с Берджессом и начнет копаться в его прошлом — это был всего лишь вопрос времени, и, скорее всего, очень недолгого. В отличие от своих советских кураторов, Филби вполне осознавал, насколько серьезную угрозу побег Берджесса создал для его собственного положения. За ним в любой момент могли установить наблюдение, затем уволить и даже арестовать. Действовать следовало быстро.

Аварийный план уже существовал. Если бы МИ-5 вышла на след Филби, советские кураторы снабдили бы его деньгами и поддельными документами, и Филби смог бы сбежать в Москву через Карибские острова или Мексику. Специально для этой цели жившему в Нью-Йорке Макаеву дали инструкцию оставить две тысячи долларов и послание в шпионском тайнике. Он не смог этого сделать. Филби так и не получил этих денег. Впоследствии Макаева пропесочили за этот промах его московские начальники, отмечавшие у него «отсутствие дисциплины» и «грубые манеры»: скорее всего, он попросту спустил деньги на свою плясунью.

Британское посольство за закрытыми дверями встало на уши, когда до них докатились новости о том, что даже не один, а два высокопоставленных сотрудника Форин-офиса в Вашингтоне исчезли и, возможно, были советскими шпионами. Филби и Паттерсон вместе сообщили об этом конфузе ФБР. Филби внимательно наблюдал за реакцией друзей из ФБР, включая Боба Ламфира, присутствовавшего на памятном званом ужине, но видел только удивление с оттенком некоторого ехидного удовольствия от того, что британцы потерпели поражение. Видимо, сам Филби под подозрение пока не попал. За ланчем он сказал Патерсону, что должен пойти домой и «выпить чего-нибудь крепкого»; такое поведение казалось абсолютно нормальным всем, кто его знал. Вернувшись на Небраска-авеню, Филби поспешил вовсе не к бару, а к сараю для садового инвентаря. Вооружившись лопаткой, он спустился в цокольный этаж, где до недавнего времени обитал Гай Берджесс. Там он достал из тайника выданные ему Макеевым фотоаппарат, треногу и пленку, поместил все это в водонепроницаемые контейнеры и сложил в багажник. Затем Филби сел в машину, завел мотор и поехал на север. Эйлин была дома с детьми; если ей и показалось странным, что ее муж рано пришел с работы, заперся в подвале, а потом молча куда-то уехал, она не проронила ни слова.

Филби неоднократно ездил по дороге к Великим водопадам. Энглтон брал его на рыбалку в долину Потомака; там находился псевдоанглийский паб под названием «У старого рыбака», где они весело скоротали несколько вечеров. Дорогу эту редко использовали, и проходила она по лесистой местности. На пустынном участке (по одну сторону лес, по другую — река) Филби припарковался, достал контейнеры с лопаткой и направился в чащу. Через несколько минут он вернулся, будничным жестом застегивая пуговицы на брюках, на случай если его кто-то увидит, и поехал домой. Где-то в неглубокой ямке, вырытой в лесах рядом с Потомаком, припрятано советское фотооборудование. Зарытое там шестьдесят лет назад, оно стало своеобразным мемориалом, посвященным шпионскому мастерству Филби.