Несправедливость – всегда останется несправедливостью, на такие вещи у людей длинная память. У богов – тем более, перед ними ничего не скроешь.

Молодые еще не чувствуют этого, но чем старше становится человек, тем острее он понимает, что ответ перед богами за прожитую жизнь – главное, что ему предстоит, неторопливо размышлял Якоб-скальд, слизывая с губ и усов вкусную пивную пену. Положа руку на сердце, он не слишком скорбел о смерти младшего ярла. Ловкий был не из тех, о ком хочется долго скорбеть. Альв умер в поединке, как воин, и, наверное, это лучший выход для всех. Может, боги все-таки подарят ему место в Асгарде, кто знает…

Дядька, замечая многое, давно понял, что отношение младшего брата к старшему совсем не такое братское, как представлялось Рорику. Просто конунг никогда не хотел ни видеть, ни слышать этого, люди вообще становятся упрямее камня, если убедят себя в чем-то желанном для них. А он, старый скальд, не хотел бы дожить до того времени, когда ярл Альв начал бы полновластно распоряжаться в Ранг-фиорде, это точно.

А вот Рорик… Дядька не хотел бы узнать, что его воспитанник Рорик Неистовый получил второе, насмешливое прозвище – Рорик Несправедливый. Так что нужно подумать, крепко подумать…

Сьевнар все-таки заснул, пригревшись в прелой соломе. Но спал плохо и беспокойно. От скрюченной позы все тело затекало, и приходилось постоянно просыпаться и напрягать мускулы, чтобы размяться и разогреться.

Он засыпал, просыпался и опять задремывал. Перед глазами все время крутились какие-то беспорядочные видения: бежали воины, потрясая оружием, лязгал кинжал о меч, злорадно скалился убитый ярл, презрительно кривила губы Сангриль, и все вместе складывалось в бесконечный, безостановочный хоровод. Такой сон не освежал, а, наоборот, ослаблял его еще больше, чувствовал он.

В очередной раз Сьевнар проснулся, когда сильные пальцы зажали рот. Он дернулся, но его удержали.

– Тихо! – сказали в самое ухо. – Молчи, воин… Молчи и слушай! Сейчас я перережу твои веревки…

В сарае было темно, но по голосу Сьевнар узнал старого Якоба, дядьку ярлов Ранг-фиорда. Удивился.

– Сейчас ты пойдешь со мной. Я выведу тебя отсюда. Только тихо… Твоя стража спит, я сам распорядился подать им крепкое пиво вместо легкого. Теперь они сладко спят… Но если проснутся, поднимут тревогу – будет худо обоим. Скоро рассвет, нам нужно торопиться, – негромко говорил Якоб-скальд.

Он быстро и ловко перерезал веревки, как обещал.

Сьевнар кивал, разминая руки и ноги.

– Ты все понял, воин?

Сьевнар снова кивал. На голос он не надеялся, в горле запекся противный, колючий ком и мешал говорить.

– Ты готов? Пошли!

На дворе Сьевнару показалось даже теплее, чем в дырявой, неотапливаемой риге.

Впрочем, дыхание все равно клубилось паром, и под ногами громко похрустывала корка наледи. Он старался ступать осторожнее.

Здесь было светлее. Бледная луна, проваленная с одного бока, плавала в морозном небе как круг сыра, надкушенный и забытый богами. Она светила так ярко, что все предметы отбрасывали на замерзшую землю чуть заметные ночные тени.

Лунные тени – кто-то рассказывал ему о них что-то волшебное, припоминал Сьевнар. Нет, это не здесь, это в Гардарике, в другой жизни… Дядька Ратень рассказывал…

Стражники спали, с головой завернувшись в теплые, меховые плащи, как спят воины в походе. Они даже не пошевелились, когда Якоб и Сьевнар прошли мимо них. Сьевнар чувствовал, что его колотит мелкая, противная дрожь. Но это холод, конечно, только холод…

Они быстро, одинаковым легким шагом бывалых воинов шли след в след по лесной тропе. Ходьба согрела Сьевнара. Широкая, чуть сутулая спина Якоба маячила перед глазами, и пар валил изо рта еще гуще.

Совсем холодные стали ночи…

Куда они все-таки идут? И зачем? Сьевнар уже хотел окликнуть старого скальда, спросить, но тот опередил его. Остановился, обернулся и заговорил сам:

– Мы пришли, воин. Вон там, под тем деревом, твое оружие, доспехи и вещи в котомке. Отсюда наши дороги расходятся. Тебе надо бежать из фиорда, быстро бежать, иначе конунг Рорик убьет тебя.

Теперь Сьевнар увидел и копье, и щит, и меч, прислоненные к дереву, и свою надежную кольчугу двойного плетения, взятую им когда-то в селении знаменитых франкских оружейников. Шлем лежал на котомке, и в неверном ночном свете казалось, что под деревом, рядом с оружием, притаился коренастый, воинственный гном, оберегающий его вещи, как свои подземные сокровища.

Видимо, пока все спали, старик принес сюда его пожитки, сообразил он.

– Почему я должен бежать?! Я ничего не сделал! – возмутился Сьевнар. – Я сражался с Альвом, и победил его. Это был честный бой!

Ему показалось, скальд чуть заметно усмехнулся в ответ:

– Расскажи это Рорику… Только, я думаю, он не станет слушать тебя! Он уже поклялся богам, что расправится с тобой, и он расправится. Взрежет тебе живот, набьет его рыбьими потрохами и бросит на берегу. А сам сядет рядом, и будет смотреть, как ты умираешь… Я верю, что Альв напал на тебя, что это был честный бой. Если только можно назвать честным бой, когда с мечом нападают на воина с одним кинжалом… Я слишком хорошо знал Альва, я сам учил его воинскому искусству и, к сожалению, ничему не смог научить… Но Рорик не хочет ничего знать, он хочет убить тебя. И убьет! Беги в Миствельд, Сьевнар Складный, стань воином братства острова, тогда Рорик не сможет расправиться с тобой, как с безродным рабом. Это все, что я могу тебе посоветовать!

– Почему ты помогаешь мне, Якоб? – решился спросить Сьевнар напрямую.

Старик подумал, пожевал губами:

– Помогаю… Да, я не любил Альва. Я сам воспитывал его когда-то, я слишком хорошо знаю, каким он был и каким он стал в итоге. Он хоть и родился ярлом из славного рода, но боги перепутали что-то при его рождении, дали младшему ярлу сердце крысы… Я – старый человек, я долго живу на свете и знаю: есть люди, которым нет цены, и есть другие, которые имеют цену. Цена Альву – кучка монет на ладони. Все дружинники это видели, только Рорик, ослепленный братской любовью, не хотел ничего замечать… Но я люблю Рорика, как любил его отца Рагнара, великого воина и конунга. И я не хочу, чтоб Рагнар встретил меня в Асгарде упреком за сына. Пенял бы мне, что я позволил ему запятнать себя в глазах жителей побережья бесчестным поступком. Рорик Несправедливый – это плохое прозвище, будет трудно гордиться таким перед людьми и богами. Когда гнев остынет, конунг сам поймет это.

– Понятно…

– Ничего тебе не понятно, Сьевнар Складный! – вдруг разозлился скальд. – Ты еще слишком молод, воин, тебе еще кажется, что жизнь можно объяснить так, чтобы все стало понятно и просто… Если хочешь знать – есть и другая причина!

– Какая причина, Якоб?

– Потому что я завидую тебе, Сьевнар Складный!