Я хочу увидеть Макса, но боюсь увидеть, каким он стал после трех дней за этой стеной. Даже если он не завис, вряд ли он хорошо себя чувствует.

Я жду.

Дверь наконец сдвигается с места. Я спрыгиваю со стола и делаю шаг к двери. Дверь открывается, миссис Паттерсон шагает в проход. Прежде чем выйти, она оборачивается, и у меня хватает времени проскользнуть за дверь.

Я думаю, что миссис Паттерсон оборачивается, чтобы убедиться в том, что Макс не пытается пойти за ней следом, но я ошибаюсь. Я вижу комнату за стеной и сразу понимаю, что ошибаюсь.

Макс не хочет отсюда бежать.

Я не верю своим глазам.

Свет слепит мне глаза. Может, это просто потому, что я долго ждал в полутемном подвале, когда отодвинется стена. Но все-таки здесь свет ярче, чем во всех подвальных комнатах, которые я видел.

Когда мои глаза привыкают к яркому свету, я вижу, что комната раскрашена в желтые, зеленые, красные и синие цвета. Это напоминает мне класс мистера Мичода в детском саду. Там по белой доске ползла гигантская гусеница, а по стенам были развешены рисунки, которые сделали пальцами дети. Комната напоминает коробку с цветными мелками. Такая она яркая.

В комнате стоит кровать в форме гоночной машины. Она красно-золотая. Есть даже руль в изголовье. Все полки в комоде раскрашены разными цветами. В дальнем конце комнаты дверь, на двери волнистыми красными буквами написано: «Мальчики». Еще в комнате стол с высокой стопкой бумаги для рисования и еще более высокой стопкой миллиметровой бумаги. Миллиметровка — любимая бумага Макса, на ней удобно рисовать карты и планировать сражения. Под потолком на проводках висят модели аэропланов. И повсюду — солдатики, танки, армейские грузовики и аэропланы. На полке над кроватью — снайперы. На спинке кресла стоят танки. Через центр комнаты маршируют колонны солдат. На кровати — аэродром. Аэродром обложен подушками, на подушках установлены зенитки. По тому, как расставлены танки и солдаты, я догадываюсь, что в комнате недавно проходило сражение.

Я думаю, что зеленые победили серых. Вряд ли у серых был шанс.

Комната больше, чем я себе представлял. Гораздо больше. На полу — железная дорога, она заползает под кровать и выползает с другой стороны. Поезда я не вижу. Наверное, стоит под кроватью.

На комоде — несколько дюжин, а может, даже сотен фигурок из «Звездных войн», а возле стены выстроились корабли из «Звездных войн», которые стоят в том порядке, в каком их любит расставлять Макс. Х-крылым истребителям нужна взлетная полоса, потому космические корабли стоят в другом месте. «Ястреб тысячелетия» может взлетать вертикально, потому вокруг него стоят СИД-истребители и двухместные аэромобили. Штурмовики и солдаты Клауд-Сити стоят возле космических кораблей и ждут, когда Макс отдаст приказ подняться на борт.

Я никогда не видел столько моделек из «Звездных войн» в одном месте, если не считать в магазине. Макс тоже. У него, наверное, самая большая коллекция моделей из «Звездных войн» в классе, но по сравнению с этой домашняя коллекция Макса кажется смехотворной.

Здесь столько штурмовиков, что хватит на целую армию.

Х-крылых истребителей здесь шесть штук. У Макса есть дома два, и то это считается много.

На стене напротив кровати висит телевизор, а под телевизором стопка DVD высотой почти с Макса. Она такая высокая, что, кажется, в любую секунду может упасть. На стопке DVD стоят три зеленых вертолета, по периметру их охраняют снайперы. Диск, на котором стоят вертолеты со снайперами, называется «Звездный десант». Максу нравится этот фильм.

На полу лежит ковер. Ковер темно-синий, с рисунком из звезд и планет. Он новый и такой толстый, что мне бы тоже хотелось, чтобы мои ноги утопали в нем, как ноги Макса. Но мои ноги прикасаются к представлению о ковре, поэтому они в нем и не утопают, а остаются на самом верху.

Возле кровати стоит автомат с цветными шариками жевательной резинки.

А на кровати — синий рюкзак из машины миссис Паттерсон. Рюкзак открыт, и я вижу, что из него выглядывает коробка «Лего».

«Лего» — чтобы занять Макса, пока он сидел в машине у школы. Чтобы отвлечь Макса, пока она везла его к себе домой.

В центре комнаты еще больше «Лего». «Лего» всех размеров и форм, которых я еще не видел. Здесь есть большие «Лего», маленькие и механические, для которых нужны батарейки. Механическое «Лего» Макс любит больше всего. Макс и мечтать не мог о том, что у него будет столько «Лего». Детали рассортированы по кучкам, кучки — по цветам и по размерам. Я сразу понимаю, что это сделал Макс. Он всегда так раскладывает детали. Выстраивает их на полу, как солдатиков, — на одинаковом расстоянии друг от друга.

Напротив этих кучек, как генерал армии «Лего», спиной ко мне сидит Макс.

Я его нашел.

Даже не верится. Я стою рядом с Максом. Перед тем как позвать его по имени, я секунду стою и просто смотрю на него, как мама, после того как тайком поцелует его на ночь. Я никогда не понимал, почему она просто стоит и смотрит на Макса, а теперь понимаю.

Я смотрю на него и не могу насмотреться.

Я скучал по Максу. Теперь я знаю, каково это — скучать по человеку так сильно, что даже не описать. Чтобы описать это чувство, пришлось бы изобрести новые слова.

Наконец я его зову:

— Макс, я пришел.

Макс вскрикивает. Коротко. Его голос звучит всего две секунды. Но мне кажется, что миссис Паттерсон сейчас примчится, чтобы посмотреть, что случилось. Потом до меня доходит, что, когда я ждал миссис Паттерсон, я не слышал их голосов.

Думаю, эта стена и дверь звуконепроницаемые.

По телевизору я видел много звуконепроницаемых комнат, в основном в кино, а иногда и в шоу.

Макс не оборачивается, и это плохой знак. Это значит, что он может зависнуть. Он может зависнуть сейчас. Я подхожу к Максу, но не дотрагиваюсь до него. Когда он умолкает, я повторяю:

— Макс, я пришел.

Я говорю это тихо и быстро и с этими словами становлюсь перед ним так, что между нами оказывается армия «Лего». Я вижу, что он строит подводную лодку. Похоже, когда Макс достроит лодку, гребной винт закрутится по-настоящему.

— Макс, — снова говорю я, — я пришел.

Макс больше не кричит. Теперь он тяжело дышит. Мама Макса называет это «учащенное дыхание». Он дышит так, будто пробежал тысячу миль, а теперь пытается отдышаться. Иногда после такого Макс зависает.

Я снова повторяю:

— Макс, я пришел. Все хорошо. Я с тобой. Все хорошо.

Самое худшее сейчас — это дотронуться до Макса. Кричать на него тоже нельзя. Так я бы подтолкнул Макса в мир внутри его, где он зависает. Потому я тихо и быстро повторяю одно и то же. Я протягиваю к нему свой голос. Это все равно как если бы я бросал ему веревку и просил схватиться за нее. Иногда это срабатывает, и мне удается вытащить Макса, до того как он зависнет. Бывает, что не срабатывает. Но другого способа помочь Максу я не знаю.