— Молодец! — похвалил его один из парней. Затем достал из заднего кармана какую-то ксиву и ткнул Васильеву в лицо. Приказал: — Читай! Про себя.

Его напарник присел на корточки рядом и похлопал Васильева по плечу.

— А теперь, дядя, мы будем тебе интеллигентно объяснять, как надо себя вести. Усек?

Васильев кивнул, понятия не имея, чем для него чревато подобное обещание.

— Ты свои штучки брось, — сказал здоровяк сурово. — Пистолеты и засады — не твой профиль. Я не знаю, в кого конкретно ты целился, но ясно, что в кого-то из лаборатории. Так вот, эти люди нам нужны, ясно? Мы вложили в них кучу денег не для того, чтобы ушлепок вроде тебя размахивал тут пушкой, чтобы отомстить им неизвестно за что.

— Короче, — мрачно произнес второй. — Попробуешь выкинуть что-нибудь еще в том же роде, мы сначала порубим в капусту твою жену, а потом тебя. Сынка твоего сдадут в богадельню, а там ему, как ты понимаешь, придется несладко. Ты все понял? Если да, то кивни, если нет, то я сейчас же наберу номер, и наши друзья займутся твоей женой. Ну так как?

Васильев кивнул: мол, все понял.

— Вот и отлично. — Парни поднялись, нависли над ним. — Свободен, дядя. Ползи куда хочешь.

Усмехнувшись, они шагнули куда-то за брезент и через секунду растворились в темноте. Васильев вдруг понял, что не слышал звука их шагов — оба носили обувь на вспененной подошве. Он попытался подняться, но не смог: тело отказывалось слушаться. Потом Васильев задрожал, из глаз полились слезы. Он закрыл лицо руками и замычал, часто вздрагивая.

Капотов поднялся на борт «Фаэтона» только в начале восьмого утра в сопровождении двух следователей местной управы и представителя береговой охраны. Они постучали в дверь каюты, которую занимали Смирнов и Дымин. Первый уже успел принять душ и одевался, а второй не реагировал ни на что и даже не заметил, что кто-то стучит: опер стонал, отвернувшись к стенке, и время от времени проклинал то пароход, то море, то себя, то Смирнова, то свою работу, из-за которой он оказался на борту теплохода. Правда, все это он делал так тихо, что до следователя доносилось только неразборчивое бормотание.

Когда разношерстная компания представителей сил правопорядка во главе с Капотовым ввалилась в каюту, Смирнову на пару мгновений показалось, что он слышит мелодию «Одинокий пастух», исполняемую на флейте. Но звуки оборвались, едва последний из входивших захлопнул за собой дверь.

Обменявшись приветствиями, именами, званиями и сообщив друг другу свои полномочия, полицейские пришли к единому мнению, что расследование смерти Сергея Капотова (капитан сразу опознал сына) должен возглавить Смирнов, поскольку «юнга» явно стал жертвой Крысолова, ради которого следователь из Питера и находился на «Фаэтоне».

— Я думаю, гражданина Капотова мы можем отпустить, — предложил Смирнов, взглянув на бледного как мел капитана. — Ему нужно возвращаться к своим обязанностям. Если что, мы знаем, где его найти.

Возражений не последовало, и Капотов удалился. Он выглядел так, словно из него вытащили все кости и вместо них вставили скелет из растянутых пружинок.

— Бедняга! — сочувственно пробормотал один из местных следователей.

— Что с телом? — поинтересовался Смирнов. — Куда его отвезли?

— В морг. Тут неподалеку есть больница.

— Его уже осмотрели?

— Нет пока.

— И не надо. Я вызову криминалистов.

Офицер из береговой охраны кивнул.

— Дайте только адрес морга.

Записав название поселка и улицы, Смирнов спросил:

— Что было в чемодане?

В комнате было душно и тесно, но решили остаться здесь, чтобы не привлекать ненужное внимание. Свежий воздух шел только через открытый иллюминатор, но этого было недостаточно, и всем присутствующим было жарко. Каюта быстро наполнилась запахом пота, смешанного с одеколонами, дезодорантами и табаком.

— Ничего. Дырки, — пояснил следователь по фамилии Рыкин. — Он быстро наполнился водой и потащил труп на дно. Нам повезло, что его так быстро обнаружили.

— Да, я знаю, — произнес Смирнов. — Из-за отмели. Чей чемодан? Убитого?

— Его отец сказал, что нет. Чей-то чужой.

— Чем проделаны дыры?

— Это уже надо спросить криминалистов, — ответил другой следователь, представившийся при знакомстве Чубейкиным. — Но чем-то плоским, скорее всего, ножом.

— Канат, кстати, взят на корабле, — вставил Рыкин. — Капитан сказал, что его, скорее всего, отрезали от бухты. Концы не заплетены, торчат во все стороны. Наверное, убийца пользовался тем же лезвием, которым проделал в чемодане дыры.

— А на теле раны есть?

— Нет, парня повесили.

— Сломана шея?

— Тоже нет. Задушен. Под веками краснота, значит, асфиксия.

— Вы сами заглянули? — задал вопрос Смирнов.

— Пришлось. Патологоанатома-то не было.

— Будет.

— Ну, он уж точно скажет.

— А петля туго затянута? Может, парня сбросили с чемоданом на шее и он захлебнулся?

— Нет, это вряд ли. Хотя, конечно, в воде веревка могла затянуться уже после смерти. Тем более что к ней был привязан груз.

— Ладно, этим пусть займется бригада. А сейчас надо выяснить, чей это чемодан.

Сделать это было легче всего централизованно. Рыкин отправился на мостик и попросил старпома сделать по радио объявление, в котором всех пассажиров просили зайти в свои каюты и проверить, на месте ли их чемоданы. Стоя на верхней палубе, Смирнов наблюдал за тем, как недоумевающие люди потянулись к дверям. Прошло полчаса, и на мостик явился Кожин и объявил, что один из его чемоданов, стоявших в шкафу, пропал. Он сказал, что вещи вынул из него, как только заселился, и с тех пор не проверял, на месте ли он. «Мне и ни к чему было», — сказал он. Смирнов переговорил с ним прямо на капитанском мостике.

— Да плевать, — говорил техник, пожимая плечами. — Стоит он копейки по большому счету, но во что я положу шмотки?

Впрочем, было ясно, что это не такая уж проблема, поскольку вещи можно сложить хоть в пакет, и Кожин не особенно расстроился.

— Вы ключи не теряли от каюты? — спросил Смирнов.

— Нет. Они всегда со мной. — Кожин похлопал себя по карману шортов. — А как вы узнали, что у кого-то пропал чемодан? — поинтересовался он.

— Его нашли в воде, — ответил Смирнов, не вдаваясь в подробности.

— А! — обрадовался Кожин. — И когда мне его вернут?

— Боюсь, он совершенно испорчен, — огорчил его следователь. — Вещи в него уже не сложить.

— Ну, тогда выкиньте его, — махнул техник. — Я только понять не могу, зачем кому-то понадобилось у меня его красть и выбрасывать за борт.