Эйдзи листал альбом и, казалось, не слушал рассказ Фуми.

— Подруги у тебя впрямь симпатичные, но ты, Фуми–нэ, краше любой из них.

Фуми закатила глаза:

— Ты что, не понял? Лестью не добьешься ровным счетом ничего.

— Я и не добиваюсь. Я правду говорю, — заверил Эйдзи. — Почему мне кажется, что ты боишься показывать эти фото? Если не хочешь, я не буду их смотреть.

— Дело не в этом. — Фуми убрала волосы за ухо.

Эйдзи заглянул ей в глаза:

— Если хочешь чем–то поделиться, я готов выслушать.

Фуми такие слова растрогали, но она пониМала что Рю посоветовал бы ей быть осторожнее.

— Не желаешь откровенничать — не надо, — Проговорил Эйдзи. — Хранить секреты — соверщенно естественное желание.

Фуми глубоко вдохнула:

— Ты уже наверняка знаешь, что я работаю хостес в баре.

— Да, я догадался. Ты красивая, ты очень хорошо одеваешься. Ты работаешь ночами. Когда провожал тебя в первый вечер, я подумал, что ты похожа на современную Золушку…

Не чувствовалось, что Эйдзи ее подначивает. Он реагировал так, будто не услышал ничего особенного. Будто Фуми сообщила ему, что работает офис–менеджером или продавщицей.

— Фуми–нэ, ты так упорно трудишься, что должна собой гордиться.

От такой похвалы на душе у Фуми стало тепло и хорошо.

Эйдзи взял другой альбом… Первой в нем шла фотография улыбающихся Рюсзэя и Фуми. За спиной у них паслись аксисы.

— Это твой брат? — спросил Эйдзи.

Фуми подсела к нему и раскрыла альбом:

— Да, его зовут Рюсэй. Мы вместе ездили в храм Тодай–дзи после того, как он поступил в университет своей мечты. В Васэду, представляешь? — Даже сейчас, вспоминая ту поездку, Фуми светилась от гордости. — Мы с братом отправились на поезде в Нару и провели там пару дней — достопримечательности осматривали.

— Вы с ним очень похожи.

— Да, — кивнула Фуми, — так многие говорят.

На фотографии Рю улыбался, и у Фуми заныло сердце. После гибели Мияко такой улыбки она у него не видела. Тайком наблюдая забратом, она замечала, что он апатично смотрит вдаль.

— Фуми–нэ, ты обмолвилась, что Рюсэй не сказал, куда направляется. Не думаешь, что он снова поехал в храм Тодай–дзи?

— Может, и так, — ответила Фуми. — Только как ни упрашивай, боги мертвых не возвращают.

— Ты говоришь очень уверенно, словно по личному опыту.

— Так и есть. Ребенком я молилась в храме у нашего дома, просила у богов невозможного, а повзрослев, поняла: бесполезно.

Эйдзи молчал.

— Мой брат в плену у прошлого, а нужно отпустить его и жить дальше.

Эйдзи не говорил ни слова. Неужели она была слишком откровенна?

Они листали дальше, и из альбома выпала фотография. Старая, одна из немногих, на которых были покойные родители Фуми и Рю. Вот их дом, синтоистский храм, вот отец в белом одеянии священника, вот мама: в элегантном лиловом кимоно она само умиротворение. На руках у нее младенец Рю. Перед ними Фуми в одежде мальчика.

Затаив дыхание, Фуми вложила фотографию в альбом. После этого они с Эйдзи просмотрели остальные фото. Эйдзи обратил внимание на снимок? Нужны какие–то пояснения? В итоге Фуми не сказала ничего. Она терпеть че могла тяжелые разговоры.

— Это приют? — спросил Эйдзи. — Фотографию на Рождество сделали?

— Не на Рождество, нет! — ответила Фуми, взглянув на снимок. Их с Рю сфотографировали вместе с пастором приюта и несколькими волонтерами. Вокруг них стояли дети с подарками в руках. — Мы привезли сувениры из Нары, ну, когда в храм Тодай–дзи ездили. Я подумала, что приютским детям они понравятся, и красиво их упаковала.

Эйдзи кивнул:

— Похоже, дети обрадовались.

— Ага, в восторг пришли, — подтвердила Фуми и, немного помолчав, спросила: — Откуда ты знаешь про приют?

— Кендзи наверняка рассказывал.

Фуми стало не по себе.

— Вот пастор нашего приюта, вот волонтеры, — говорила она, показывая на взрослых, запечатленных на том снимке.

— На студентов похожи.

— Большинство их впрямь студенты, — сказала Фуми, снова выдержав паузу, а потом отлучилась в туалет.

Закрыв дверь, она сделала глубокий вдох. Интунция не подвела. Эйдзи ее обманул. Кендзи он не знал — никогда в жизни его не видел. Непонятно, как Эйдзи выяснил, что студия принадлежит Кендзи, но он точно не узнал его среди нескольких волонтеров на том фото.

«И что теперь делать? Почему я впустила его к себе? Потому что отчаянно нуждаюсь в друге?»

Лежа на кровати, Фуми подумала о Рури, своей единственной подруге в детские годы, когда она была мальчиком по имени Фумио Янаги.

Впервые Фумио увидел Рури тринадцатилетним. Встретись они в каникулы.

В тот день Фумио подметал задний двор. Холода закончились,и с наступлением праздников люди потянулись вхрам. Рури как из–под земли возникла — выглянула–из–за кустов, напугав Фумио.

— Для посетителей есть главный вход. — Фумио показал на ворота.

Он решил, что девчонка заблудилась, но она молча его разглядывала. Странная какая! ФуМио вздохнул и давай подметать дальше,

Девчонка вышла из–за кустов и села на корточки рядом с Фумио. Смущенный ее присттальным вниманием, он молчал из вежливости. Сейчас… сейчас явятся родители девочки И заберут ее. В итоге Фумио подмел весьдвор, а девочка так и не ушла.

Темнело рано, небо стало густо–чернильным.

Стая птиц поднялась над деревьями и исчезла вдали.

— Тебе пора домой, — сказал Фумио. — Уже поздно, твои родители будут беспокоиться.

Девочка молчала. Она что, глухая? Даже если так, ей не следует его игнорировать. Фумио ушел, оставив девочку одну. Сначала он волновался: вдруг родители не нашли ее? — но потом мать позвала его ужинать. Жаркое помогло быстро забыть девчонку.

Следующим утром Фумио увидел ее снова. На сей раз девочка сидела на лестнице заднего крыльца храма.

— Доброе утро! — проговорил Фумио, но девчонка упорно молчала. — Я так понимаю, ты глухонемая?

Девочка раздосадовано вздохнула:

— Не глухая я и не немая!

— Почему же ты вчера мне не отвечала? — Фумио взял метлу. — Придется тебе подвинуться. Мне нужно крыльцо подмести.

Девочка встала и спрыгнула со ступеньки:

— Вчера я молчала от растерянности. Со мной никто давно не разговаривал.

Фумио снова на нее посмотрел. В белом платье с оборками, она не отличалась от его одноклассниц. Заколкой–цветком она убрала длинную челку на бок, а стоптанные туфли, холоду вопреки, обула без носков, на босу ногу. Впрочем, абсолютно любой назвал бы ее нормаль ной и обыкновенной.