– Эй, паря!

Марек обернулся, приготовившись к осложнениям.

– Ты тока это самое, без обид, – вожак изобразил щербатую улыбку. – Правила у нас такие. Это был твой вступительный взнос, а когда в следующий раз кого тут завалишь, возьмешь свою долю деньжат и шмотья, все будет по понятиям!

Остальные уже копошились вокруг тел, шарили по карманам, проворно стаскивали перстни с пальцев, ботинки, испачканную кровью дорогую одежду.

– Хорошо, договорились, – отозвался Марек. Возвращаться сюда он не собирался.

Они одолели до середины вымощенную гнилыми досками дорожку через мусорные развалы, когда его спутница заговорила:

– Я живу в Шмелином квартале, это за Малым мостом через Томону. Тебе, наверное, далеко будет меня провожать.

– Мне без разницы, куда идти. Меня из дома выгнали.

– А-а… – она тихонько шмыгнула носом. – Меня тоже. А тебя за что?

– За все сразу. Плохо учился, дрался, не слушался.

На улице с дряхлыми кособокими домишками, кое-как приподнимающими над землей свои рассохшиеся хребтины, их облаяла невидимая за щелястым забором собака.

– Меня зовут Сабина.

– Меня – Марек.

Пока добирались до Шмелиного квартала, Сабина рассказала свою историю. Четыре года назад она приехала в столицу из Пинобды – завалящего городка на северо-западе провинции Сушан. Ничего общего с Траэмоном, и на небольшие южные города вроде Асаканта, Халеды или Каины, с их разноликим народонаселением и такой же пестрой мешаниной обычаев, Пинобда тоже не похожа. Там живут одни люди. Благобожцы. Те самые, которые считают, что Благой бог сотворил человеческую расу, а все остальные народы – отродья злых демонов, задумавших испохабить мироздание.

Эльфов, гномов, дриад, гоблинов, фавнов и прочих надлежит заживо предавать огню или, на худой конец, убивать любым другим способом. Марек тоже попал бы под раздачу- по их представлениям, он на четверть бесовское отродье. С нелюдью всякой там разговор короткий, а людей благобожцы призывают не ужасаться их делам, но раскрыть сердца для их учения, ибо цель оправдывает средства. Время от времени, после очередного убийства, их начинают запрещать и преследовать, однако потом репрессии мало-помалу сходят на нет (похоже, изуверы попросту откупаются). Их не особенно много: деревенские общины в разных уголках королевства и несколько заштатных городишек в провинции Сушан.

Что примечательно, у них нет ни одного поселения южнее Кочующей гряды. Гилаэртис предупредил, что, если они объявятся на его землях, будут уничтожены так же, как сами уничтожают представителей «демонических» рас, попавших к ним в руки. Было вроде бы два-три инцидента, после которых благобожцы зареклись связываться с темными эльфами.

– Когда мне было десять лет, у нас на главной площади сожгли дриаду, которую поймали в лесу. Господи, она так визжала… Еще убили фавна, его тоже схватили где-то за городом. Его связали и таскали волоком по улицам, он был весь ободранный, в крови, а глаза такие страшные, белые… Он умер еще до костра. И знаешь, я почему-то все время боялась, что со мной тоже что-нибудь такое случится, хотя я старалась быть хорошей – каждый день молилась Благому богу, не задавала плохих вопросов. А потом… Был праздник Долготерпения Изрекших Истину, священники допоздна ходили по домам и всех благословляли, народ тоже гулял, везде пировали, пили пиво… Я же глупая была, мне только-только четырнадцать исполнилось. Сидела бы дома, так ничего бы… Какие-то парни зажали меня в переулке, рубашку на голову набросили, чтобы после никого не признала, сказали – прибьют, если закричу. Потом я воротилась задворками, платье порванное, в крови, замотала в узел и потихоньку выкинула в отхожее место. Никому ничего не сказала, да все вышло не слава богу – живот начал расти. Это здесь говорят, что любое дите угодно Радане-Матери и, если над девушкой совершили насилие, казнить ее за это нельзя. А в Пинобде с этим строго, хоть и не по своей воле – все равно виновата. Меня бы привязали к позорному столбу и забили насмерть, у нас всегда так делают, но бабушка Доса раньше меня поняла, что и как. Живот чуть только вылез, она это приметила, выспросила у меня, что стрялось, по-быстрому собрала в дорогу, и поехали мы с ней будто в Ябат на ярмарку за обновками, а там сели на поезд – и в Траэмон. Целых пять дней по железной дороге путешествовали! А тут уж мы перебивались, как могли, в поденщицы нанимались, полы мыли, и моя Бренда здесь родилась, ей уже три годика. Хоть и от дурного человека – вся равно моя кровиночка! Бабушка Доса в прошлом году померла. Не увезла бы она меня тогда из Пинобды, так и получилось бы все то, чего я боялась, а так мы с Брендой худо-бедно живем… Я теперь молюсь Радане-Матери, она добрее Благого бога. Все прошу, чтобы помогла нам с дочкой из нищеты выбраться. Я и в Камонгу из-за этого самого пошла, чтобы денег хоть чуть-чуть раздобыть. Сейчас мы в Шмелином квартале у одной женщины домишко снимаем, надо ей заплатить. Она не гонит нас, ждет, да я сейчас, видишь, без работы. Гостиницу закрыли, где я белье гладила. Найду чего-нибудь, не впервой, но прожить-то надо, а денег даже на еду для Бренды ни гроша не осталось. Ну, и за жилье тоже… Я и решилась, раз я уже порченая, чего там, и знаю теперь, чего делать, чтобы не залететь. А пришла в эту Камонгу, и так чего-то страшно стало, так нехорошо, я тогда подумала – ну их, не буду. Лучше сбегаю завтра утречком в парикмахерскую, волосы продам. Один раз уже продавала и хотела снова подлиннее отрастить, чтобы вышло подороже, но даже за такие, как есть, хоть чуток денег дадут – они у меня густые, хорошие. Уже бежала обратно, заплутала маленько, и тут за мной эти господа увязались. Я им говорю – отстаньте, обознались, я не шлюха, а они слушать не хотят… Пусть тебя Радана-Мать сохранит за то, что меня выручил!

– Я знаю недалеко отсюда продуктовую лавку, которая работает допоздна, – сказал Марек, когда вышли на набережную Томоны. – Может, купим чего- нибудь? Это недалеко. И я смогу заплатить, если пустишь переночевать.

Он чувствовал себя то ночным убийцей, походя отправившим на тот свет трех человек, то, наоборот, защитником справедливости, то снова злодеем. Так его и швыряло всю дорогу из одного в другое, временами даже маленько трясло, но это, наверное, из-за вечерней прохлады. И еще подумалось, что на улице Сушеных Слив все было незыблемым, раз и навсегда определенным, а стоило оттуда уйти – и пожалуйста, окружающий мир поплыл, как меняющие очертания облака.

Шмелиный квартал – подходящее место, не хуже Камонги. Это Восточное Заречье, район не из тех, где темные эльфы могут хозяйничать, как у себя в Сильварии. Земля ниже уровня городской канализации изрыта древними катакомбами, которые создают «замутненный» магический фон, мешающий поисковой ворожбе. Совсем не то, что Элейда или Халцедоновый остров, где много зданий и скульптур, созданных эльфами – среди этих дивно прекрасных архитектурных изысков беглец будет как на ладони, поэтому соваться туда не стоит. По крайней мере, так утверждала Шельн. Она вручила ему схему-памятку, где опасные области столицы были заштрихованы красным, а те, где можно спрятаться, – серым. Шмелиный квартал находился в сумеречно-серой зоне.